Без рубрики

Вадим Греков: «Между городской и загородной архитектурой если и есть полоса, то не сплошная…»

По итогам нескольких последних лет мастерская «Камень» пополнила список ведущих столичных бюро. С начала 1990-х гг. специализируясь в области интерьера и загородного строительства, сегодня она выступает в качестве одного из претендентов на выход в «большую» архитектуру, пусть ее лидер, Вадим Греков, и не рассматривает такую перспективу как первоочередную. Эту «путевку» возглавляемая им команда получила прежде всего благодаря проекту музея К.С.Мельникова, а также ряду других городских работ, некоторые из которых сегодня находятся в стадии реализации.

– Большинство практикующих московских архитекторов являются выпускниками МАрхИ. У выходцев из других вузов – МИИЗа, Строгановки, не говоря уже об иногородних – естественным образом не может не возникать проблем с самоопределением на рынке архитектурных услуг, попаданием в профессионально-корпоративные обоймы и т.п. Впрочем, это справедливо скорее для работы в городе, не распространяясь на сферу частного заказа – интерьеры и загородные дома?
В.Греков.
Я ни разу не испытывал сил отталкивания со стороны мархишного сообщества, хотя, действительно, в количественном отношении оно явно превалирует. Правда, я ни с кем не пробовал делить объекты и деньги – не исключено, что все повернется по-другому. Кстати сказать, нигде в мире такого нет, чтобы в огромном городе функционировал всего один вуз, выпускники которого практически покрывают все его архитектурные потребности.
Быть может, такое наше относительно безоблачное существования связано с тем, что у нас в мастерской городских объектов не так много, основной портфель заказов – это частная архитектура, а там все-таки происходит оценка все больше по результату. Частные заказчики не склонны делить людей – в частности, архитекторов – по их происхождению, в смысле профобразованию.

– Вы заканчивали Строгановское училище?
В.Г.
Да, и, учась в институте, с первых курсов работал в КМДИ – в основном это были крупные общественные интерьеры типа станций метро. Довелось испытать себя во многих сферах дизайна. Это очень пригодилось – формообразующие тенденции не могут не охватывать всю предметно-пространственную среду. Известны слова В.Гропиуса: «С точки зрения формообразования все равно, что проектировать – табуретку или небоскреб». Кстати, ведь и Тадао Андо не имеет специального архитектурного образования…
Строгановку, которая именно с точки зрения навыков формообразования дает хорошую школу, я закончил в 1990 г. Некоторое время оставался в КМДИ, потом – работал в одном из проектных бюро, сформированных на базе развалившихся комбинатов, которое возглавлял бывший главный художник одного из них. Только спустя несколько лет обнаружила себя новая волна, связанная с появлением частных бюро, организованных молодыми архитекторами – среди них оказалась и мастерская «Камень». В то время акцент в проектировании интерьеров сместился с Дворцов культуры и станций метро к ресторанам и офисам, а следующей темой было уже загородное жилье.
Именно появление заказа на загородные дома вызвало к жизни новую проектную структуру. Была и другая отправная точка – реконструкция старомосковского жилья. Через это прошли многие молодые бюро – расселение коммуналок, расчистка внутренностей домов, включая перекрытия, укрепление наружных стен, замена коммуникаций и, наконец, собственно интерьеры.
Так что настоящей профессиональной школой явилась реальная практика, институт же был скорее школой «общеобразовательной» – освоение методики, поиск своего подхода к созданию формы, осознание взаимоотношений между формой и функцией. Как, не поняв базовые, академические, если угодно, тенденции формообразования, считать себя архитектором?
По моему убеждению, одно из основных условий формирования хорошего архитектора – это наличие практического опыта. Его дает не школа, а реализованные объекты.

– Ваше портфолио достаточно неоднородно – оно включает как современные интерпретации традиционного бунгало со скатными кровлями, так и рискованные решения типа стеклянного покрытия-скорлупы, подвешенного к аркам. И все же общая тональность большинства работ близка к тому, что К.Фрэмптон когда-то обозначил как «критический регионализм». Вероятно, это связано с доминирующей темой загородного жилья?
В.Г.
Тематика не может не диктовать характер формообразования. В пределах малой архитектуры можно обнаружить значимые тенденции, более того – зачастую именно в этой сфере происходит их первая манифестация. Правда, сделать этот шажочек удается не всем.
Сегодня модно искать свое место вокруг мисовской эстетики – все вдруг стали делать по-разному скомпонованные параллелепипеды, вживляя их в наш специфический контекст – природный и рукотворный. Элегантная абстрактная композиция из кубиков в окружении краснокирпичных сундуков. Хотя удивить кого-то из наших заказчиков, многие из которых в принципе не видели «современной архитектуры», можно.
Кто-то пытается встроиться в самые последние тенденции нелинейной архитектуры, однако большинство заказчиков не готовы к такому повороту событий и не спешат бросаться в подобные эксперименты. Да и с инженерно-технической и строительной точки зрения сделать такое никто толком не сможет.
Поэтому я пытаюсь найти компромисс между традиционными темами и современным формообразованием. В том году «Камень» выиграл конкурс «Май. Дом» в номинации «Лучший проект загородного дома», и было лестно услышать слова председателя жюри А.Р.Асадова о том, что наш дом мог бы задать тенденцию в отечественном загородном строительстве.

Жилой дом в Жуковке. Архит.В.Греков, И.Татаркина, В.Ситниченко.

– Многие работы мастерской «Камень» близки асадовским неожиданными врезами и комбинаторными сочленениями, сопоставлениями и контрастами, свободой и видимой легкостью формообразования.
В.Г.
Он увидел то, что я в эту работу изначально пытался вложить. А это можно считать своим небольшим достижением.

– Образная палитра мастерской подкреплена множественностью применяемых изобразительных средств – от намеренно открытых в интерьер деревянных и металлических конструкций – вплоть до растяжек – и заканчивая инкрустационными экспериментами. Кажется, в каждом следующем проекте вы бежите от своих уже апробированных и состоявшихся решений и даже отработанных приемов?
В.Г.
Приятно, что на это кто-то обращает внимание. Во многом этот спектр является результатом нашего отношения к заказчику как к индивидуальности. Каждый раз проектирование оказывается своего рода портретированием клиента. Причем в общественных интерьерах мы тоже стремимся придать индивидуальность пространственным характеристикам – и каждый раз с этой целью разрабатываются какие-то новые решения и находятся новые средства.
Хотя некоторые приемы и ходы кочуют – от этого никуда не денешься. Однако они все равно пребывают в развитии, не воспроизводятся один в один. К профессии, мне кажется, иначе нельзя относиться: архитектура – это лесенка, по которой ты все время взбираешься – нельзя залезть на несколько ступеней и начать пользоваться своим положением по горизонтали. Тогда профессия превратится в какой-то репродуктивный бизнес, всякое движение прекратится.

– На сегодняшний день, очевидно, ваша «визитная карточка» – проект музея К.Мельникова, он же многоуровневая смотровая площадка с тщательно срежиссированной раскадровкой дома мастера. Вероятно, работа сделана превентивно, без расчета на перерастание в заказ? Это был художнический порыв, намерение реабилитировать сгущающуюся градостроительную ситуацию, фиксация пришедшей в голову бумажной, по сути, идеи?
В.Г.
Заказа действительно не было – и не могло быть. Это было нечто похожее на эмоциональный всплеск, возникший на том самом месте. Произошло это во время приезда К.Араи в Москву. Благосклонностью Виктора Константиновича было организовано посещение дома К.С.Мельникова, в нашей группе было несколько архитекторов, и когда мы вышли на улицу, кто-то поднял вопрос об отсутствии в Москве музея великого архитектора, на ходу был проведен блиц-конкурс на эту тему. Помню: я тогда машинально взглянул на торец дома, подступающего к мельниковскому особняку, и идея возникла сама собой – стеклянный объем с диагональным росчерком сквозной лестницы и максимально возможным обзором. Пришел в мастерскую, тут же сделал эскизы.
На «Золотом Сечении» многие подходили – говорили, что все сделают, чтобы проект был реализован.


– Для вас архитектура – гармоничная и одновременно динамичная, логичная и ясная – должна быть адекватна своему времени. По крайней мере, это следует из пресс-релиза вашей мастерской. Однако в условиях мультикультурализма образов архитектуры может быть бесчисленное множество – скажем, модная сейчас геобиоцифровая архитектура, мягко говоря, не вполне подпадает под эту дефиницию. Вас это не смущает?
В.Г.
Действительно, сегодня архитектура выплескивается за пределы заорганизованной линейности, откликаясь на вызовы времени – изменения современного мира в направлении информатизации, роста связности, взаимозависимости и пр. Тем не менее однозначно сказать, что будущее за нелинейной архитектурой, я бы поостерегся. Хотя бы потому что парадоксальным образом эта «геобио» ограничивает в творческом смысле еще сильнее, чем линейная архитектура. И выразительных средств у нее не больше. В настоящий момент для многих она является своего рода ширмой, которой можно отгородиться от профессиональной несостоятельности. Нелинейная архитектура предстает в ореоле неоавангарда, и ее профессиональные качества трудно оценить – по крайней мере, на нынешнем этапе.
Хотя в ее эмоционально-художественной, интуитивной составляющей заложен огромный потенциал, что лично мне очень близко.

Проект гольф-клуба на территории Лужников. Архит.В.Греков, И.Широкова.

– В принципе любая архитектура имеет потенцию к коммерциализации, а значит – к шаблонизации, клишированию и т.п.
В.Г.
Тем не менее оценить традиционную архитектуру с точки зрения ее художественного качества, мастеровитости и пр. не в пример легче. Здесь оценочные категории давно устоялись: пропорции, ритм, композиционные средства.
Человек же, владеющий всем многообразием компьютерных программ, которые позволяют легко достичь искомой нелинейности изображения, может стать авангардистом «не прикладая рук», не обладая художественной готовностью и, в общем, не имея на то профессионального права. При этом для настоящего художника новые технологии открывают бездну новых возможностей.
В то же время российская архитектура сильно отстала, и для нас важно пройти путь, который прошла вся мировая архитектура, пусть и «срезав угол», а главное – провести по нему заказчика.
Я стремлюсь делать архитектуру открытую, преодолевающую границу между внутренним и внешним – безотносительно к ее формальной стороне – будь то криволинейность или прямоугольность. Такое взаимное перетекание и проникновение двух сред как основополагающий принцип. Важно создать подвластными тебе средствами комфортную жизненную среду, микрокосм для одного человека – или десятков и сотен, если речь идет о большом доме.
Одним из побуждающих мотивов для формообразования биогеоархитектуры является ее интеграция в природное окружение. Однако следует различать подстраивание под природу, механическое копирование ее внешних признаков и форм, пустую имитацию, с одной стороны, и выявление и следование ее глубинным принципам организации – с другой. В последнем случае это вполне может быть «старая добрая» линейная архитектура.

– Ваша мастерская насчитывает более полусотни сотрудников, за время ее существования вами построено 80 объектов, начиная с 2001 г. вы регулярно получаете награды на всевозможных конкурсах и смотрах. Следующая вершина – полноценный выход в город?
В.Г.
В принципе для этого у нас имеются силы – как профессиональные, так и административные. За то время, пока мы занимались частной архитектурой, создан крепкий административно-управленческий аппарат. И не будучи прописанным как городской архитектор, но владея этой темой, я могу ответственно сказать, что спроектировать и построить частный дом за городом в плане административно-организационном, с точки зрения проект-менеджмента, отнюдь не проще, чем многоэтажное здание в центре города. Гигантское количество времени и сил уходит на переговоры, согласования, координацию усилий различных специалистов и пр. Исключение составляет согласовательный процесс в его, так скажем, нездоровой составляющей, специфичной именно для условий городского строительства.
Так что сверхзадачи выйти в город я перед собой не ставлю. У меня нет ощущения, что дом в городе ценен сам по себе, тогда как дом в деревне – ну, не дотягивает. Наверное, это рано или поздно произойдет – все к тому идет. Но за что попало браться не хочется. Это должна быть вещь, которую и заказчику было бы интересно сделать именно со мной, и для нас этот объект был бы не отбыванием коммерческого номера.
Чтобы не быть голословным, замечу, что среди наших работ – проект гостинично-делового центра на 30 тысяч м2 на Дербеневской набережной, и ряд объектов в Красной Поляне в Сочи, которые находятся в стадии проработки.

– Вы как дипломированный архитектор-художник придерживаетесь представления об архитектуре как искусстве. Однако существует множество иных интерпретаций – архитектура как часть градостроительного целого, архитектура как социальное служение, архитектура как товар и т.п. Ваше отношение к прочим трактовкам?
В.Г.
Архитектура – это, несомненно, искусство. Именно поэтому так важна ее интуитивно-эмоциональная составляющая. И тем более потому, что все вышеперечисленное является ее неотъемлемыми сторонами.
Но это не единственная интерпретация. Как мне представляется, для российского общества архитектура должна стать одним из элементов искомой национальной идеи, составной частью всеобщего общекультурного образования. Ибо мы в своей исторической потерянности и необразованности не в состоянии оценивать архитектуру – я имею в виду обычного «человека с улицы», мы не в курсе того, что делается там, равно как и здесь. Хотя архитектура формирует среду нашего повседневного существования – от нее не скроешься, при этом никто не знает, почему в XVII веке строили именно так, а не иначе, и почему в начале ХХ все изменилось. Если бы эту логическую последовательность исторического развития понимали хотя бы на элементарном уровне, не было бы того, что сегодня происходит – прежде всего повсеместного распространения пастишей. Люди отдавали бы себе отчет в том, что им неподвластно все перемешать.
Да, архитектура – это прежде всего искусство, но искусство социально приложенное. Скульптура или живопись формируют тенденции как бы внутри себя, для внутреннего пользования, в отличие от архитектуры не так властно влияя на повседневную жизнь общества. Архитектура – более социально значимое искусство.

– В городе и за городом, так сказать, удельный вес различных объективаций архитектуры разнится. Предложенные выше определения более приложимы к городским объектам, не так ли?
В.Г.
На мой взгляд, и да, и нет. В городе наличествует детерминирующий контекст, который надо понять, прочувствовать и т.д. Архитектуре в городе заданы некие рамки. Однако архитектура в чистом поле или глухом лесу только на первый взгляд свободна, просто этих ограничений меньше, больше люфт. Но в этом-то и сложность: из массы возможностей выбрать одно единственное правильное — с твоей точки зрения — решение. В городе его контуры все же более проявлены, и все равно имеется бесконечное количество вариантов. За городом сложнее обнаружить отправную точку — то, от чего отталкиваться.
Так что между городской и загородной архитектурой если и есть полоса, то не сплошная…

Отправить ответ

avatar
  Подписаться  
Уведомление о