Театр одной усадьбы Реконструкция театра имени К.С.Станиславского и В.И.Немировича-Данченко

Исторические постройки – невольные актеры: в своей жизни им подчас приходится исполнять самые различные роли. От раза к разу многие из них перестраиваются и, как настоящие лицедеи, меняют свои платья и грим, добиваясь соответствия новому назначению.
Какие-то усадебные здания сразу свыклись со своими новыми ролями, а иные до сих пор продолжают искать свой образ. В середине XIX века в связи с развитием новых экономических отношений многие дворянские усадьбы вынуждены были начинать новую жизнь. Они становились больницами, банками, музеями, административными учреждениями, клубами и, наконец – театрами.
Какие-то усадебные здания сразу безболезненно свыкались с новыми ролями, а иные до сих пор продолжают поиски образа. Именно таким творческим поиском стала для архитекторов мастерской №1 МНИИП «Моспроект-4» очередная реконструкция здания московского театра имени К.С.Станиславского и В.И.Немировича-Данченко.

Согласно историческим данным, квартал театра, ограниченный улицами Тверской, Б. Дмитровка, а также Глинищевским и Козицким переулками, сформировался в период начала XVIII – начала ХХ вв. Квартал постепенно застраивался многоэтажными зданиями, вытеснявшими прежнюю малоэтажную застройку городских усадеб, из которых до настоящего времени сохранилась только одна – бывшая усадьба Салтыковых, положившая начало формированию театрального комплекса на пересечении улицы Б. Дмитровка и Козицкого переулка.
Уже в 1839 году здание усадьбы было сдано в аренду Московскому Купеческому Собранию. По мнению историков, дом был хорошо приспособлен для новых нужд, поскольку в 1843 г. здесь выступал сам Ф.Лист, концерты которого вызывали огромный интерес у москвичей.
Фактически театр создан в 1910 году, когда усадьба была арендована для театра с открытой сценой и «летними ложами». В 1913 году к северо-западному фасаду театра-варьете «Максим» был пристроен двухсветный объем зала и сцены (архитектор К.К.Гиппиус). После революции 1917 г. в здании размещался двухзальный Дмитровский театр. Однако, поселившиеся здесь с середины 1920-х гг. знаменитые студии К.С.Станиславского и В.И.Немировича-Данченко уже чувствовали себя стесненными старыми помещениями.
Как отмечают авторы историко-архитектурного обследования объекта, сегодняшние сотрудники мастерской №20 «Моспроекта-2», окончательный облик театр приобрел в результате проведения конкурса и реконструкции в 1937-38 гг. Рациональный проект-победитель архитектора А.Н.Федорова позволил сохранить главный дом усадьбы (с обновленным фасадом) и флигели в системе театрального здания. Возникший театральный комплекс в основном оставался без изменений до нынешней реконструкции.

Теперешние реконструктивные работы проводились в три этапа:
На первом – с дворовой стороны бывшей усадьбы осуществлено строительство нового 7-этажного репетиционно-технологического корпуса с 3-уровневым подземным пространством для размещения автостоянок и склада объемных декораций. Второй этап включал: реконструкцию существующего здания театра (зрительные залы, сцены, фойе); воссоздание флигелей усадьбы Салтыковых; новое строительство наземной и подземной зон; благоустройство и озеленение территории. На третьем этапе сооружен двор-атриум со светопрозрачным покрытием.

С.Романов, руководитель мастерской, главный архитектор проекта:
«В начале работы образ будущего комплекса был малопонятен. Мы вынуждены были довольно много времени потратить на поиски свежей, оригинальной идеи. которая могла дать импульс созданию необходимой творческой концепции здания.
Теоретически таким импульсом могла стать уникальная манера режиссера, особенности его сценографии. В нашем случае это не получалось, поскольку наш театр – академический, со сложным многоплановым репертуаром. Однако существовала подсказка городского контекста – объект в своем развитии неминуемо должен был отреагировать на разнохарактерную городскую среду. (Кроме того, у театрального здания была интересная история перерождения его из старой городской усадьбы).
Анализируя вместе с историками материалы конкурса 1930-х гг., мы остановили внимание на весьма интересном нереализованном варианте реконструкции архитекторов Г.П.Гольца и С.Н.Кожина. Этот вариант словно подсказал нам, что основным направлением архитектурных поисков станет, скорее всего, попытка развития неосуществленных идей этих авторов в синтезе с рефлексами исторического окружения.

По нашему замыслу, архитектура этого театра должна стать игровой, эклектичной оболочкой, зеркально воспроизводящей образное воздействие извне. Собственный федоровский фасад дополнялся отражениями соседнего постконструктивистского дома артистов МХАТ, других характерных московских исторических построек. Конечно, для нас это было если не поражением личных амбиций, то в какой-то мере уступкой обстоятельствам. Большая победа для архитектора – спроектировать здание в собственной манере, но это не всегда становится победой для города.
Разнохарактерность, эклектичность этого отраженного окружения должна быть композиционно собрана, и мы, отвергнув попытки художественно многослойного решения нового заднего фасада, создали здесь лаконичную доминанту и протяженный ритм, объединившие архитектурное окружение.
Что касается интеллектуальных идей 1930-х годов: возможно, предложения Г.П.Гольца, в отличие от федоровской реализации, были слишком амбициозны, но он задал нам тему эклектики. Его проектный фасад по Козицкому переулку с большими элементами остекления и декоративными арками над проемами явился для нас ценным фрагментом не созданного наследия. Поэтому мы кое-что позаимствовали у Гольца, ощущая присутствие его ауры.
Когда мы подошли к обсуждению функциональной структуры, к нам вернулись первоначальные идеи обновления театра – как вида творческой деятельности. Это концепция демократичного театра, включающая стиль постановки, художественного решения спектаклей, взаимоотношений в труппе. К тому же художественное руководство театра не одобряло помпезного подхода, и мы старались создать простой образ – без позолоты и коринфского ордера.

Решение генерального плана определило почти всю внутреннюю структуру объекта. Расположение главного входа, загрузки со стороны Козицкого переулка, административного входа со стороны Безымянного – не имели альтернативы».

На этом можно закончить представление факторов, определивших облик театрального комплекса. Но что же произошло с усадьбой, когда-то давшей приют городскому театру?
Теперь она оказалась окончательно плененной театральным комплексом, став его крепостной актрисой. Двор, выпускавший ее ранее в парковую глубину квартала, теперь перекрыт толщей нового корпуса. В результате реконструкции усадьба превратилась в историческую метафору, современный символ театральной легенды, сохранив при этом свои физические параметры.
Два флигеля усадьбы, прежде фланкировавшие выход в квартал и одновременно образующие входную группу с улицы, создавали временное препятствие для нового строительства. По разрешению органов охраны флигели были разобраны (за исключением древнего сводчатого подвала одного из них) и воссозданы заново на крыше новой подземной части. Ампирный фасад северного флигеля, подтвержденный архивными документами, все же прорвался на свободу сквозь стену в виде цитаты на новом дворовом фасаде комплекса.
Другие исторические факты, вскрывшиеся в результате археологических исследований, тоже оказали свое влияние на формирование комплекса. По словам С.Романова, авторам «хотелось, чтобы исторические импульсы получили выход в современность, чтобы здание говорило на языке разных эпох», и этот замысел, кажется, удалось осуществить в довольно театральной манере.

Последним компонентом, не сразу появившимся в проекте, стало 30-метровое перекрытие внутреннего двора, предложенное мэром Москвы. Авторы пошли по пути создания универсального пространства, которое уже нашло свое активное и разнообразное применение в деятельности театра.
Архитекторы считают, что открытый двор сохранял для театра важное реальное действо – присутствие и чередование четырех времен года, видимое из фойе. Сегодня здесь достаточно красивый всесезонный атриум с мощением пола в духе итальянских площадей. Эта метаморфоза бывшего усадебного двора в театральную площадь завершила процесс превращения сохраненных и обновленных фрагментов усадьбы в сценические символы.

После окончания художественного этапа проектирования и начала этапа функционального перед авторами предстал колоссальный механизм, а, кроме того – технологический, административный и творческий организм театра. Необходимо было организовать не только творческий процесс, но и быт (а скорее – жизнедеятельность) двух трупп.
Поскольку к объекту предъявлялись высокие требования – предполагалось и соответствующее инженерное оборудование. В театре применена довольно интересная концепция сценического оснащения: из специального устройства, размещаемого в трюме кармана, подаются различные элементы – поворотный круг, балетная и оперная площадки. Можно упомянуть и оркестровую яму с плунжером, которая может подниматься и останавливаться на любом уровне. Сцена насыщена различными устройствами, воспроизводящими звуковые, световые и другие, в том числе почти природные спецэффекты театрального действа.
Что касается реконструированной части театрального комплекса в целом – зрительный зал остался на прежнем месте. С технологической точки зрения очень важно, что со строительством малой сцены, расположенной на 3-4 этажах исторической части здания по оси большого зала, здесь удалось разместить комплекс аппаратно-студийных помещений, работающих на два фронта, что является несомненным успехом реконструкции.

«Этот театр отнял у меня восемь лет жизни!» – со смешанным чувством удивления и какого-то тайного удовлетворения произносит архитектор Сергей Романов.
Действительно – не отнял, а предоставил – целых восемь лет напряженного, плодотворного труда, построенного на одновременном разрушении и созидании этого сложного образа – составлении его из обломков истории, рефлексов окружающей застройки. Образа, не желающего соединять в себе противоречивые свойства, вдруг воспламенившегося, словно бы стараясь не сдаться, а уничтожить свое старое «Я» – именно так с точки зрения фаталиста можно было бы оправдать пожар, охвативший вдруг почти завершенную реконструкцией историческую часть здания.
«Старые клепаные фермы не выдержали огня, сгорели вместе с первоначальными деревянными конструкциями», – словно подытоживая эти догадки, говорит архитектор. После пожара были выполнены новые конструкции, уже полностью удовлетворяющие современным противопожарным требованиям.

Возможно, вслед за пожаром на строительной площадке и произошло окончательное, неразрывное соединение разрозненных частей того, что С.Романов называет эклектикой, а на самом деле — архитектурного сплава, в котором слились части сложного, исторического и современного уже не усадьбы-театра, а театрального квартала-акрополя.