Архитектура и градостроительство России: от 1990-х к 2000-м. Основные тенденции

Настоящий юбилейный номер «АВ» выходит параллельно с книгой «ФАСАД/РАЗРЕЗ. Российская архитектура 1990-х – 2000-х. По страницам журнала «Архитектурный Вестник», подводящей итоги прошедшего 15-летия. Предлагаемую ретроспективную подборку можно считать результатом вторичного отбора содержимого журнальных подшивок, успевших стать историческими.

Из вошедших в книгу почти 80 реализаций выбраны 50. Еще большему отсеву подверглись мизансцены из архитектурной жизни: если в книге – без малого 150 сюжетов, то в номере – те же 50. Впрочем, некоторые из них вбирают сразу несколько тем. Имеет место и определенное несовпадение – в книге собраны авторские статьи главного редактора «АВ», в номере же диапазон оказывается шире.

15 лет – немалый срок, учитывая современную социальную и культурную динамику. Первая подборка – лучших реализаций – позволяет проследить, как изменялась отечественная архитектура, вторая – трансформацию образа профессии, омывающей ее архитектурной жизни и профессионального дискурса, а также сферы градостроительства.

Предлагаемый ниже перечень тенденций является результатом обобщения, корректировки и модернизации наших классификаций начала 2000-х гг. (см.: АВ, 2002, №6, с.2-3, 2004, №3, с.4-5).

Архитектура:
— выросла планка качества российской архитектуры: лучшие – в основном высокобюджетные, ориентированные на высший уровень потребления – работы поднимаются до нормального европейского стандарта – правда, ценой сверхусилий. Идущий вслед за ними «средний» слой, как правило, отличается зазором между проектом и реализацией: прежде всего, «фанерностью», невыделанностью деталей – во многом благодаря узкому бюджету и соответствующему исполнению. Качество же массовой архитектурной продукции, построенной как с участием архитекторов, так и без, находится за пределами профессионального обсуждения;
— за минувшие 15 лет стилевой маятник описал полный круг – от советского позднего модернизма к пост-, а затем – к неомодернизму при параллельном формировании атмосферы художественно-эстетической терпимости;
— возникают региональные архитектуры – помимо двух столичных и нижегородской архитектурных школ;
— приоритетность декоративистского начала остается специфической чертой российского зодчества, имеющей целый ряд исторических предпосылок: от ментальных, связанных как с православной, так и с мусульманской архетипикой, до образовательных – имеется в виду уклон в изобразительность, свойственный отечественной архитектурной школе;
— расширяется типологический спектр – в соответствии с нынешними социальными и культурными требованиями и стандартами;
— осваиваются западные технологии, пусть и не всегда последнего образца и не в полном объеме;
— формируются фирменные если не бренды, то творческие манеры, что способствует узнаваемости ведущих архитектурных бюро;
— 15-летие дважды отмечено сменой масштаба профессионального вмешательства: от советского демиургического градостроительства к штучному подходу и вновь к осмысленному урбанизму;
— неуклонно растет – особенно в последние годы и не только в столицах – масштаб инвестиционных программ как следствие притока нефтедолларов;
— налицо процесс омоложения архитектуры, особенно ее сегмента, связанного с загородным строительством и интерьер-дизайном.

Профессия в контексте социокультурных, политических и экономических изменений:
— если принять предложенную нами четырехцикловую модель развития русской архитектуры, то, следуя ей, можно сделать вывод, что в настоящий момент профессия пребывает на гребне второй волны постмодернистского цикла и вот-вот устремится к точке сингулярности, или пределу выведенной автомодельной последовательности (cм. рис. на с.134);
— новая информационная эпоха сделала компьютер одним из основных инструментов профессиональной деятельности, что повлекло за собой переопределение ее содержания и границ, самих стандартов архитектурной культуры;
— смена постмодернизма неомодернизмом параллельно с переходом от децентрализационного к консолидационному вектору политического развития;
— последовательное развитие законодательной базы архитектурно-градостроительной деятельности – не только федеральной, но и в регионах;
— двухполюсная структура городской застройки – «элитной» и панельной, «для остальных» – как проекция социальной поляризации российского общества;
— сохранение в строительной отрасли, начиная с 1990-х гг. вплоть до сегодняшнего дня, нормы прибыли в сотни процентов при том, что средний столичный бизнес-бюджет не превышает 40-45 тысяч руб. за 1 м2, а в регионах может опускаться ниже 10 тысяч (!);
— консервация бюрократизированного режима прохождения проектной документации сквозь частокол согласующих инстанций;
— возникшая перспектива интеграции отечественной архитектуры в мировой архитектурный процесс до сих пор остается не вполне реализованной;
— российская архитектура не одно десятилетие пребывает в режиме догоняющего, или запаздывающего развития, в основе которого лежит социально-психологический механизм, связанный с понятием референтной группы: в качестве таковой для отечественного зодчества выступает архитектура Запада, для регионов (а также бывших союзных республик) – архитектура столиц как законодательниц профессионального вкуса и моды;
— все более тесное соприкосновение профессии – особенно ее части, специализирующейся в области интерьер-дизайна – со сферой шоу-бизнеса, усвоение его законов и повадок. Среди симптомов и последствий этого оказывается феномен гламуризации архитектуры, превращающейся в один из фетишей гедонистическо-консьюмеристского общества;
— долгожданное (как минимум, со второй половины 1990-х гг.) попадание профессии с подачи риэлторско-девелоперского сообщества, богемно-артистической и шоу-бизнес-тусовки в истэблишмент – элиту, скорее политическую и экономическую, нежели интеллектуальную;
— едва не пресекшиеся в 1990-е гг. межрегиональные профессиональные связи в 2000-е восстанавливаются, однако на новом качественном уровне, с сохранением творческой и организационной независимости региональных архитектур;
— различия в структуре заказа – федерального и муниципального, корпоративного и частного – в разных российских регионах и дефицит механизмов интеграции различных по своим источникам инвестиций в рамках крупных градостроительных программ;
— повышение культурного статуса профессии, обнаружившее себя в 1990-е гг., пока не привело к уравниванию архитектурной профессии с другими сферами культуры – литературой, театром или кинематографом;
— архитектурный цех не миновал разворачивающийся в индустриальных и постиндустриальных обществах процесс трайбализации профессиональных групп и субкультур, каждую из которых отличают собственные традиции, фольклор, обряды, ритуалы и т.п. Этот «автономизирующий» вектор оказывается противонаправленным тенденции возвращения профессии общественного и культурного статуса, утраченного ею с середины 1950-х гг.;
— обнаружение первых признаков формирования постиндустриальной парадигмы в рамках архитектуроведения, ядром которой является представление о взаимообусловленности прошлого, настоящего и будущего, цикличности разворачивающихся в мире процессов, вовлекающих в свою орбиту и архитектуру.
Внутрипрофессиональная диспозиция:
— сохранение 5-10-летнего запаздывания российского зодчества по отношению к мировому архитектурному процессу;
— экологизация профессионального сознания пока не влечет за собой ресурсосберегающей ангажированности, характерной для архитектуры Запада;
— автономизация различных сфер профессиональной деятельности: градостроительства, объемного проектирования, интерьер-дизайна, ландшафтной архитектуры;
— относительно мирное сосуществование проектных организаций с различными формами собственности;
— более жесткая по сравнению с западной практикой поколенческая стратификация архитектурной профессии в силу как внешних – социокультурных – обстоятельств, так и исторически сложившегося разделения профессиональных сфер влияния, одним из следствий которой оказывается феномен профессиональных деструкций в старших возрастных когортах;
— сохранение за конкурсным проектированием статуса «придаточного механизма» с гипертрофированной внепрагматической функцией, не говоря уже о постоянно сопровождающей как внутренние, так и международные конкурсы атмосфере скандальности – от дискриминации российских архитекторов до пересмотра решений жюри;
— средовая парадигма, на протяжении десятилетий насильственно удерживавшаяся в сугубо теоретической плоскости, в 1990-е гг. вышла на архитектурную сцену, но довольно быстро – к началу 2000-х – себя скомпрометировала вследствие, во-первых, аппроприации властями, а во-вторых, профанации – сведения к незадачливому воспроизведению внешних признаков окружения;
— консервация идеологии симуляции исторических следов, специфицирующей российскую практику реставрации по отношению к западному опыту;
— сохранение значительного отставания числа архитекторов в расчете на тысячу жителей в сравнении с развитыми странами;
— ускоренное развитие профессиональной инфраструктуры в лице фестивалей и смотров-конкурсов, СМИ, галерей, сайтов, а в последние годы – молодежных архмероприятий на пленере, тем не менее, пока не позволяет сравниться по этому показателю со странами Запада;
— архитектурное образование в стране, несмотря на исторические вызовы – в том числе грядущую интеграцию в общеевропейскую систему высшего образования в соответствии с подписанной Болонской конвенцией, по-прежнему покоится на функциональном основании с его последовательным наращиванием объема (а не усложнением проектных задач) при безраздельном господстве изобразительного начала.
Реанимация урбанистической сферы:
— наметившиеся во второй половине 2000-х гг. первые признаки выхода градостроительной отрасли из 20-летнего штопора;
— принятие федерального Градостроительного кодекса, пусть и не совершенного, да к тому же вызвавшего внутрипрофессиональную пикировку, но, как бы там ни было, исполнившего дисциплинирующую функцию, подтверждением чего может служить подготовка как его местных редакций, так и пакетов градостроительной документации ввиду надвигающейся угрозы административного пресечения инвестиционной активности в случае ее отсутствия;
— формирование двух основных векторов, влияющих на картину расселения в РФ: первый – связанный с оттоком населения из восточной в западную часть страны, второй – с перемещением миграционных потоков с севера на юг и возникновением предпосылок создания «расселенческого пояса» вдоль Транссиба;
— диспропорции в развитии различных российских регионов, обусловленные неравноценностью их социально-экономического потенциала (достаточно сказать, что среднедушевой доход по регионам разнится в 10-15(!) раз);
— переход сложившихся в позднесоветское время городских агломераций в стадию реструктурирования и внутренней реорганизации;
— становление начиная с 1990-х гг. долговременных тенденций городского развития: сверхконцентрация социально-экономических и демографических ресурсов в Москве и Московском регионе, сокращение численности населения во многих городах-миллионниках и др.;
— переход крупных российских городов от э
кстенсивной к интенсивной модели городского развития, предполагающей редевелопмент исторически сложившихся территорий – исторического центра, спальных районов, промплощадок и пр.;
— обнаружение объективной закономерности развития крупнейших городов, связанной с первоначальным, при переходе от социалистического к капиталистическому городу, повышением качества жизни горожан (реанимация городской активности в центре, развитие торгово-развлекательных функций, улучшение внешнего облика и др.) и последующим его последовательным ухудшением (вымывание общественных пространств, объектов социального назначения, зелени, ухудшение экологической обстановки, транспортные проблемы и др.);
— появление признаков экспансии неомодернизма в урбанистическую сферу с его гипертрофией объемов, пространственным размахом и невниманием к человеку, хорошо известным из опыта модернистского градостроительства второй половины ХХ в.;
— нарастание начиная с первой половины 1990-х гг. субурбанизационной тенденции, захватившей столичные, а за ними – крупнейшие и крупные города, и вызвавшей целый ряд негативных последствий – от экологических до социальных и инфраструктурных. Спекулятивное позиционирование загородных поселков как места постоянного проживания в ближайшем будущем может привести к реактивному откату и эскалации наблюдаемых дисфункций;
— ко второй половине 2000-х гг. относится возникновение – причем не только в столичных регионах, феномена новых городов, пока в проектной стадии, являющихся объектом инвестиционной активности по преимуществу коммерческих структур, вне государственного участия, а значит – обреченных на «премиум»-, или gated community – никак не «доступный и комфортный» – статус;
— приближение транспортного коллапса не только в крупных, но и в малых городах в связи с более чем десятикратным увеличением количества автомашин, приходящихся на душу населения, и низкими темпами реконструкции транспортной инфраструктуры;
— несогласованность градостроительных политик соседних субъектов Федерации, примером чего может служить герметичность урбанистической практики в Москве и области;
— многочисленные перекосы и дисфункции в городском строительстве – от соотношения элитного и социального жилья до «недобора» объектов социального назначения и переизбытка офисных площадей в центральных районах;
— нарастание угрозы состоянию архитектурного наследия во многих как крупных, так и малых городах в связи, с одной стороны, с инвестиционным прессингом, а с другой – с нехваткой средств и дефицитом механизмов охраны памятников;
— сохраняющаяся невыделенность и неинституциализированность профессии урбаниста.

Следует отметить, что если в 1990-е гг. в основе архитектурного дискурса лежала проблематика стиля, становления частных проектных бюро и критика позднесоветской архитектуры, то 2000-е отмечены его обогащением и диверсификацией: это возрождение урбанистической и охранной тематик, критика практики реставрации/реконструкции/воссоздания и перекоса в сторону т.н. элитного жилья, сверхконцентрации инвестиционных ресурсов в крупнейших городах и вопиющих дисфункций развития последних и др. Данный тренд прослеживается на материалах нашей подборки.
Если в 1990-е гг. в эпицентре изменений находились интерьер-дизайн и архитектура (именно в такой последовательности), то в 2000-е – и особенно во второй их половине – он определенно смещается в градостроительную область, которая вовлекает в свою орбиту также ландшафтную архитектуру. Наиболее динамичные преобразования сегодня происходят именно в урбанизме – при том, что в отечественных условиях он до сих пор остается недосформировавшимся, недоинституциализированным. Очевидно, такая «профессиональная доводка» должна произойти в ближайшее время. Главное, чтобы этот вектор исходил изнутри архитектурной профессии…