Архитектура

О ДЕТАЛЯХ, БОЛЬШИХ И МАЛЫХ

Архитектура бесконечно многообразна. Зодчие всегда стремились выразить в ней свои уникальные пространственные видения. Архитектурные детали помогали им в этом и, по большому счету, именно они возвышают архитектуру над обычным строительством, превращая ее из матери всех искусств, собственно в искусство. Архитектура начинается не с оригинальной формы, а, как говорил Мис ван дер Роэ «там, где правильно уложены два кирпича».
Именно детали, подобно чертам прекрасного лица, упругим изгибам мускулистого тела, причудливым стеблям экзотических растений привлекают наш взгляд к архитектурному образу в целом. Все дело в деталях.
Порой деталь и целое – неразделимы. Так, интерьер барочной церквушки Сан_Карло Алле Куатро Фонтане – церкви св. Карла у четырех фонтанов в Риме, построенной почтиbчетыре века назад по проекту Франческо Борромини – и сегодня вдохновляет многих архитекторов. Церковь состоит из единого пространства, в котором пол, стены и потолок словно отлиты из одной массы, а все мельчайшие детали с ювелирной точностью занимают свои места, виртуозно сочетаясь друг с другом. Есть ли среди наших современников мастера, способные на столь чувственные произведения? Но об этом ниже.
Одно из главных удовольствий от общения с архитектурой возникает тогда, когда все прагматическое уходит на второй план, а пространства, формы и материалы оказываются способными создать новый художественный мир, отражающий конкретное место, время и позицию его создателя. Цельное эмоциональное восприятие архитектуры сравнимо с переживанием впечатления от увиденного спектакля, прочитанной книги или от общения с интереснейшей личностью. Американец Витольд Рыбчински пишет в своей книге «Взгляд в Архитектуру»:
«Появление одной диссонансной детали или проявление непоследовательности в дизайне приводит к ощущению, будто что-то «не на месте», и весь замысел творца начинает рушиться». Вот почему детали так важны.
Знаменитый дом Фрэнка Ллойда Райта Fallingwater – Дом над водопадом в Пенсильвании – демонстрирует не только новаторскую геометрию, планировку и органичное «врастание» архитектуры в окружающий ландшафт, но и фантастическую изобретательность в создании великого множества мельчайших деталей, и их естественного сочетания в мощную композицию цельного эмоционального образа. Каждая деталь этого дома – на своем месте. Глубокие террасные консоли повторяют массивные уступы скалистого участка и имитируют водопады. Закругленные края бетонных парапетов и навесов подчеркивают пластичность этого материала.


Церковь св. Карла у четырех фонтанов, Рим. Архит. Ф.Борромини.

Стальные оконные рамы с форточками сходятся на углах, где отсутствуют вертикальные профили, что как бы расширяет панорамные виды вокруг. Особое ощущение целостности придают хорошо освещенным интерьерам искусно вмонтированные в рельефную каменную кладку стен предметы мебели: столы, диваны, комоды, книжные и декоративные полки из орехового дерева. Все здание и каждая его деталь убедительно демонстрируют ощущение единства архитектуры и природы, объекта целиком и всех его частей.
В среде модернистов отношение к деталям было более сдержанным, но не менее скрупулезным. Пожалуй, наибольшая экспрессия присуща творениям Ле Корбюзье. Его эмоциональная паломническая капелла Нотр-Дам-дю-О в Роншане превосходит поэтичностью и выразительностью все другие его произведения, куда более рациональные. Роншан не похож ни на какие другие здания. Тем не менее в нем можно увидеть бесконечное число энигматических образов – шляпа треуголка, корабль, мать с ребенком, плывущий по воде голубь и так далее. Сама природа вдохновила Корбюзье на создание этих эластичных форм. В Роншане высокая поэзия одержала победу над рациональной геометрией. Каждая деталь решена здесь как скульптурное произведение. Особенно привлекательны желобки водостоков, отбрасывающие свои то растущие, то укорачивающиеся в течение дня тени на шероховатые поверхности белых закругленных стен.
Широко известно буквально маниакальное внимание к деталям знаменитого Миса ван.
дер Роэ. «Бог – в деталях» – один из его самых любимых афоризмов. В этом убеждают элегантные решения углов и других фрагментов из обычных стальных профилей, придающих легкость и изящество строгим прямоугольным формам мастера. Его проект кампуса Иллинойсского технологического института в Чикаго представляет собой композицию не менее сложную, чем барочное решение церкви Борромини. Размещение десятков корпусов Института строго подчинено единой модульной сетке, а тщательно продуманные детали подчеркивают эмоциональное единство огромного комплекса.
Мис развивал свою архитектуру как язык. Его грамматикой стали самые обычные стальные балки и опоры массового производства, выходящие из проката с профилями в форме латинских «H» и «I». Именно на них и основывается чистая и конструктивная архитектура Миса. Он верил в то, что технологии и архитектура будут развиваться бок о бок, тестируя и раздвигая пределы возможного в строительной индустрии. Любопытно, что английский художественный критик XIX века Джон Рескин утверждал, что красивые архитектурные элементы ограничены возможностями имитации природных форм. Что человек не способен придумать собственный абстрактный мир, который был бы признан универсально красивым. Но разве может современный архитектор поверить в это?! Уверен, что Рескину просто не повезло, родись он позже, он высоко оценил бы красоту ортогональной архитектуры Миса в парящем над землей доме Фарнсворт из стекла и белой стали в городке Плано под Чикаго.
Решение конкретной архитектурной детали для Миса было делом принципа и могло даже стать причиной конфликта. Так, «неправильная», по его мнению, деталь внешнего угла знаменитого Стеклянного дома по проекту его друга Филипа Джонсона в Нью-Канаане, Коннектикут, вошла в историю как «угол преткновения» между ними. Вообще, углы в архитектуре – особая проблема. Часто их пытаются избежать вовсе. К примеру, тот же Борромини говорил: «Угол – это враг хорошей архитектуры». В интерьере его церквушки Сан-Карло вы не найдете ни одного угла, и ни одной прямой линии, как впрочем, и в Роншане.


Винтовая лестница в Музее стали в Монтеррее, Мексика. Архит. Н.Гримшоу.

Совету Борромини зодчие следуют по-разному. Так, Даниэль Либескинд использует в своей архитектуре какие угодно углы, кроме прямых. Его зашитые в сталь кристаллообразные формы Королевского музея Онтарио в Торонто по-живому распарывают фактуру соседнего исторического здания. Комплекс музея выглядит так, будто невиданной силы смерч обрушил на город армаду затерявшихся в пучине кораблей. Все оконные рамы вытянуты здесь в ромбы и перекрещивающиеся узкие полосы. Это тот редкий случай, когда наличие прямого угла способно привнести столь необычный перекошенный мир в тревожный диссонанс. Как не вспомнить здесь изречение другой противницы прямых углов – Захи Хадид: «Существует 3600, почему же я должна пользоваться лишь одним из них?» Вообще, архитекторам свойственно отвечать вопросом на вопрос. Ведь именно так совершаются архитектурные открытия.
Грациозная 50_этажная офисная высотка австралийского архитектора Гарри Сайдлера, (Австралийский Квадрат) имеет форму цилиндра. Это здание выделяется не только отсутствием углов. Оно привлекает изящными деталями, демонстрирующими удачный союз художественного образа и рационального инженерного решения. Так, тесное сотрудничество Сайдлера с выдающимся итальянским инженером Пьером Луиджи Нерви позволило добиться не только эффектной, но и конструктивно экономичной формы каждой из 20 колонн, выстроившихся по окружности.
Причем, с высотой эти колонны уменьшаются в сечении. Это и понятно – чем выше они поднимаются, тем меньшую нагрузку несут.
Ключевой момент в восприятии башни – объемные орнаментальные потолки холла и второго этажа с пересекающимися дугообразными ребрами. Своей экспрессивностью эти железобетонные ребра жесткости напоминают готические веерные потолки в часовне Королевского колледжа в Кембридже. Такое скульптурное решение одновременно эффектно и рационально – подобно расположению семян в подсолнухе, ребра в бетонных перекрытиях находятся там, где нагрузки самые значительные.
В книге «Архитектура как Искусство» Стэнли Аберкромби пишет: «Три взаимоотношения заложены в сердце архитектуры: здания – к земле, здания – к человеку и здания – к самому себе». Последнее соотношение максимально связывает архитектуру с другими видами искусства. Архитектурные детали сродни мазкам кисти на холсте, сентенциям в романе или аккордам в симфонии. В архитектуре детали играют схожую роль, и неизвестно, с чем посетитель столкнется раньше – с деталями или с архитектурным объектом целиком. В любом случае, их продуманная взаимосвязь – залог эмоционального восприятия целостности любой архитектуры.
Среди практикующих сегодня архитекторов, по моему глубокому убеждению, наиболее целостную и эмоциональную архитектуру создает итальянец Ренцо Пьяно, приверженец высокотехнологичного стиля хайтек. Именно он наиболее убедительно и с завидным постоянством демонстрирует самый широкий диапазон архитектурного мастерства. Он – мастер архитектурной формы – прекрасно интегрирует ее в ландшафт или городской контекст, чувственно обращается с натуральным светом, изобретательно подбирает материалы, с почтением относится к истории и прекрасно внедряет в свои здания новейшие энергосберегающие технологии. Однако главное, что выделяет его архитектуру и возводит ее в ранг настоящего искусства – это виртуозное обращение мастера с архитектурными деталями. Он доводит свои произведения, что называется, «до звона». Их проработанность и экспрессивность отличаются той изысканностью, за которую архитектора хочется сравнить с пианистом или скрипачом. Пьяно задумывает самые сложные и мелодичные композиции. Он – и Лист, и Ойстрахсовременной архитектуры.


Милуокский музей искусств, Висконсин. Архит. С.Калатрава.

Первый же его крупный проект – Центр Помпиду в Париже, созданный в соавторстве с Ричардом Роджерсом, весь буквально вы вернут наизнанку, демонстрируя не только радикальные пространственные идеи, но и способность архитектора превращать такие утилитарные системы, как воздуховоды, водопроводные трубы, арматурные соединения, эскалаторы, лифты и лестницы в самостоятельные артобъекты. Практически каждый проект Пьяно отличается изысканными деталями, безупречно интегрированными в красивые конструкции и композиции. Среди них стальные солнцезащитные лопасти в потолке Коллекции Менил в Хьюстоне;
стеклянные своды потолков в Скульптурном центре Нашер в Далласе и целое поле фонарей верхнего света, стильно завернутых в белую сталь в кровле Музея искусств Хай в Атланте. Не удивительно, что именно этому мастеру доверено создание новых пристроек к таким шедеврам мировой архитектуры, как Роншан и Музей Кимбелл в ФортВорте, Те хас. Как он справится с этими задачами, покажет время. Но судя по его уже реализован ным произведениям, великие Корбюзье и Луис Кан могут не беспокоиться.
Если Пьяно можно характеризовать как представителя умеренного и поэтичного высокотехнологичного стиля, то британец Николас Гримшоу буквально культивирует экспрессивную эстетику хайтека. Его проекты изобилуют хромированными элементами крепежа, всевозможными сочленениями, арматурой, перемычками и заклепками, конструктивными узлами, открытыми стальными балками и фермами. Подобные конструкции празднуют индустриальную эстетику инженерного оборудования, которое превращается в современный декор, подчеркивающий функциональность каждого элемента.
Гримшоу так описывает свою архитектуру: «Наша работа – это ответ на нужды и ресурсы современного мира. Здания, которые мы проектируем, прозрачно иллюстрируют свою функциональность и материалы, из которых они построены. Такое понимание находит отражение в общей форме и в каждой детали.
В каждом компоненте, подобно некоему строительному ДНК, заложена программа целого объекта». Одним из наиболее эффектных примеров такой архитектуры служит окрашенная в ярко желтый цвет винтовая лестница в Музее стали в Монтеррее, Мексика. Музей разместился внутри давно неэксплуатируемой гигантской доменной печи – это нагромождение чугуна собрано из фантастически замысловатых форм. Экспрессивные трубы, диагональные лестницы, опоры и мосты с многолетним налетом ржавчины необычно сочетаются с ярко окрашенной и стеклянной архитектурой Гримшоу, подчеркивающей контрастность технологических элементов разных эпох. Со стороны малого радиуса широкие веерные
Ступени-консоли опираются на стальные канаты большого радиуса. Можно предположить, что осторожное движение по такой скульптурной лестнице сопровождается уникальным тактильным ощущением пространства, звука и легкого покачивания. Именно в таких анатомических элементах Гримшоу проявляется в полном блеске.


Лестница в бутике Longchamp, Нью-Йорк. Архит. Т.Хетервик.

Продолжая тему экспрессивной архитектуры нельзя не упомянуть испанского зодчего Сантьяго Калатраву, чье творчество следует обозначить как скульптурный экспрессионизм. Калатраву можно упрекнуть даже в чрезмерной экспрессивности, но то, что его сооружения никого не оставляют равнодушным, – это факт. Буквально каждая деталь в его архитектуре несет в себе живой образ.
Колонны напоминают фигуры, взявшиеся за руки. Навесы – распростертые крылья. Солнцезащитные жалюзи – кисти рук с переплетенными пальцами или ресницы гигантского глаза. От козырьков, поручней, перил, кронштейнов и самых мелких креплений – все органически вылеплено в упругие динамичные скульптурные формы и вплетено в яркие самобытные конструкции, напоминающие крылья, клювы, суставы, ребра, рога…

Настоящим апофеозом пластичности и экспрессивности Калатравы является его здание-птица Милуокского музея искусств в Висконсине. У этого необычного объекта есть крылья! С ними ассоциируются парящие в воздухе солнцезащитные жалюзи, буквально напоминающие своим кинетическим движением крылья набирающей высоту птицы.
Проекты Калатравы бросают вызов гравитации, он уделяет внимание абстрактному скульптурному поиску, порой пренебрегая всякой функциональностью. Куда убедительнее у архитектора получаются мосты. Его эле гантный Мост Женщины в БуэносАйресе воспринимается как нечто цельное и монолитное. Так кажется, пока его центральная секция с выстреливающей под углом заостренной опоройстрелой, напоминающая своими «струнами» арфу, не начинает поворачиваться на 900 на одной точке, как туфелька в танце – вокруг каблука. Таким эффектным маневром низко лежащий над водой мост пропускает проходящие мимо суда. Мост Калатравы – яркая художественная деталь-аттракцион. Чем больше такая деталь убеждает в своей монолитности, тем она элегантнее.
Приведу еще пару примеров архитектуры с центральной монолитной деталью-аттракционом. Первый – потолок ресторана BANQ НадераТерани в Бостоне. Здесь облако воспаряющих параллельно друг другу деревянных пластин создает эффектное ощущение целостности и текучести всего внутреннего пространства. Такой перевернутый и пористый, словно порезанный на дольки искусственный ландшафт позволяет перемещать посетителей в уникальный мир легкости и абстракций.

Другой пример – одновременно функциональный и эстетический. Это лестница в бутике по проекту английского бюро «Хетервик Студио» в манхэттенском Сохо. Аренда помещений в этом районе обходится весьма дорого. Однако аренда второго этажа может стоить в десять и больше раз дешевле, чем первого. Владельцам бутика повезло. Им подвернулось недорогое просторное помещение на втором этаже с крошечной площадкой на первом. Дело было за малым – придумать такую необычную лестницу, которая сумела бы своей формой привлечь и заманить потенциальных покупателей наверх. Эта «авантюра» удалась. Томас Хетервик задумал оригинальную лестницу из стальных полосок, каждая из которых поднимается вверх по прямой таким образом, что поочередно образует ступеньки в трех пролетах идущей зигзагами лестницы. Она так плавно и нежно поднимает заинтригованных посетителей, что те, не замечая препятствия, оказываются в основном товарном зале второго этажа.

Архитектурные детали бывают и исключительно концептуальными. Их в большом множестве задумал и реализовал американский архитектор Питер Айзенман. Известны его композиционно сложные проекты со смещениями, разломами и прочими следами деконструкции. Один из наиболее ярких символов архитектуры Айзенмана – деталь, которая зависает над лестницей в холле выставочного комплекса Векснерцентр в Коламбусе, Огайо. Здесь посетители могут пройти под основанием зависшей над головами колонны, что, по замыслу архитектора, должно вызывать некое удивление. Ведь именно это чувство способно привлечь неожиданный интерес непосредственно к архитектуре.
Торговый центр Saint Paul’s Crossing по проекту француза Жана Нувеля рядом с собором св. Павла в сердце Лондона, на первый взгляд, вообще лишен всяких деталей. Такое впечатление обманчиво. Нувель – театральный архитектор, и один из его проектов как нельзя лучше подходит для завершения рассказа об архитектурных деталях. Бесформенное здание Нувеля едва ли привлекает к себе внимание – сплошь минимизированные детали фасада, буквально зализывают друг друга и ничем не выделяются. Они больше отражают и обрамляют все вокруг, нежели заявляют о себе – прямые и незначительно наклоненные стеклянные панели заподлицо, легкие незаметные прозрачные навесы и еле уловимые переходы матовых цветных поверхностей в прозрачные и сплошных металлических панелей – в решетчатые и стеклянные.
Здесь совершенно не за что уцепиться – все кудато ускользает и будто слегка несфокусировано. Но в этомто и заключается достоинство такой точно выверенной, буквально до микрона архитектуры. Ее сознательно редуцированная палитра заставляет нас очень внимательно всматриваться в самые ничтожные детали и замечать виртуозный уровень мастерства при их изготовлении. В один миг все придуманное архитектором превращается в новый замысловатый художественный мир, в котором сочетаются реальность и фантазия, конкретика и призрачность. И нет и не может быть конца креативному поиску новых и необычайных архитектурных деталей – больших и малых.

Отправить ответ

avatar
  Подписаться  
Уведомление о