Градостроительство

ВЛАДИМИР БИНДЕМАН: «МЕНЯ ИНТЕРЕСУЕТ, КАК ГОРОД ФУНКЦИОНИРУЕТ…»

Мастерской «Архитектуриум» — 10 лет
Несмотря на размах поселкового строительства, признанных лидеров этого жанра – совсем немного. Мастерская «Архитектуриум» – один из них. В мае она справила свой первый юбилей. На вопросы «АВ» — от биографических подробностей до градостроительных принципов, общих для поселений любого уровня, от загородного поселка до мегаполиса — отвечает руководитель мастерской В.Н.Биндеман.

— После окончания МАрхИ вам посчастливилось пройти хорошую школу в 1980-х – начале 1990-х гг. в ЦНИИЭПе туристских зданий у Ф.Новикова и Г.Саевича. Тогдашняя практика, связанная в основном с рекреационной архитектурой, стала в дальнейшем основой вашей специализации и профессионального интереса?
В.Биндеман.
Мне повезло после окончания МАрхИ пойти работать туда, куда я хотел. Хотя был распределен в другой институт, в результате оказался у Ф.Новикова с Г.Саевичем. У них я делал диплом, темой которого была реконструкция фабричного района в городе Шуя.
Речь шла об упорядочении промышленной застройки, которая представляла собой нагромождение хозяйственных объемов внутри заводской территории. В Шуе ткацкие фабрики, выстроившиеся вдоль реки Теза, являются градообразующим и композиционным стержнем. Наш район составляли четыре или пять фабрик. Они были построены на заре капитализма и являют собой своего рода краснокирпичные «дворцы». Сейчас из подобных зданий модно делать лофты, а тогда мы предложили только проклевывавшуюся функцию промышленного туризма — когда часть дворовых пространств преобразовывалась в пешеходные зоны. Там экспонировались объекты промышленного дизайна, располагались мастерские, в которых можно было что-то сделать своими руками. Такая немного романтическая идея.
Когда я пришел в мастерскую, оказалось, что основная работа имела примерно ту же направленность. Только это был не пром, а общественно-туристические центры. Как правило, в составе такого центра была гостиница с информационно-культурным комплексом. Работа начиналась с генплана и заканчивалась отдельными объектами. Комплексный подход предполагал изучение перспектив размещения туристических центров в структуре города, туристических связей и др.
Позднее в портфеле заказов мастерской появилось несколько пансионатов в Подмосковье. Тематически тот же отдых — только в природной среде.
В конце 1980-х – начале 1990-х гг. институт перепрофилировался под реконструкцию городов. В частности, довелось заниматься реконструкцией квартала на Софийской набережной в Новгороде. Территория включала старый пивной завод с теми же признаками краснокирпичной архитектуры. Предполагалось строительство туристического центра и гостиницы.
А затем, уже в начале 1990-х, мы разбежались – основная масса народа пошла делать коттеджи, меня эта участь тоже не миновала. Самый большой плюс – удалось пробиться к реальной стройке. Работая в мастерской Инрекона, нам особенно строить не удавалось – сам Ф.Новиков называл это периодом картонной архитектуры. И хотя задача здесь была несравнимо мельче – опыт строительства быстро прирастал.

— В 1990-е гг. вы параллельно возглавляли проектное подразделение одной из строительных компаний и занимались частной архитектурной практикой. И все-таки окончательный выбор оказался за последней?
В.Б.
Я набирался профессионального опыта, взаимодействуя со строительной компанией «Агра-стройинжиниринг», можно сказать, на паритетных началах. Это были коттеджи, другие небольшие заказы, до крупных вещей дело не доходило, но разбираться в деталях приходилось досконально. Так что стройку я познал во всех подробностях.
В 1999-2000 гг. мы сделали одни из первых таунхаусов – для компании «МИЭЛЬ» в Ромашково. В неоконструктивистской стилистике, вдохновляясь домом Шредера в Утрехте.
Появились перспективные молодые заказчики. Для одного из них построили жилые дома «Красный клин» и «Дом-яхту», где удалось реализовать давние формотворческие идеи.
И все же, очевидно, я немного засиделся в стане строителей. Надо было самоорганизовываться чуть пораньше. В конце концов как самостоятельное бюро мы открылись десять лет назад. Импульсом послужила совместная работа с А.Асадовым над поселком «Барвиха-клаб».
В конкурсе, объявленном «МИЭЛЬ», А.Асадов занял первое место, а мы – второе. Но строители были те самые, с которыми я сотрудничал. По условиям контракта они должны были сами выполнять рабочую документацию. Понятно, обратились к нам. Благодаря чему мы приобрели ценный опыт совместной работы с мастерской А.Асадова. Все строилось с листа, но главное — это дало старт мастерской.
Следующим историческим репером для нас стала победа в конкурсе на поселок «Ново-Архангельское», организованном журналом «Современный дом» в 2004 г. Именно после этого мы стали набирать профессиональные обороты. Превалировали тогда таунхаусы, хотя немало было и коттеджных поселков. И все же больше мы любили именно таунхаусы, несущие в себе значительные комбинаторные возможности, позволяющие создавать сложные пространственные композиции.

— В портфолио мастерской очевиден крен в сторону загородных жилых поселков. Вероятно, заказчики вас рассматривают в основном как специализирующихся в данном сегменте рынка?
В.Б.
Действительно, тему загородного поселения мы знаем от и до. А поскольку рынок у нас очень специализирован, и в интернете мы присутствуем как специалисты именно в этой сфере, количество обращений росло.
Однако с изменением структуры рынка менялся характер заказа. Засилье загородных поселков было характерно до 2008 года. За последние пять лет произошли заметные подвижки – сегодня основную часть наших заказов составляют мало- и среднеэтажные жилые комплексы на участках от 3-х до 25-и гектаров. Вектор сместился в сторону квартирного жилья. Любимый формат девелоперов – это 1-2-комнатная квартира стоимостью 3-5 миллионов. Таунхаусы, стоимость которых примерно в три раза выше, не столь инвестиционно привлекательны. Хотя недавно мы сдали РД и сейчас ведем надзор по двум площадкам таунхаусов — обе они являются продолжением заложенных ранее поселков «Олимпийская деревня Новогорск» и «Рижский квартал». Кстати, последний на «Зодчестве 2013» был отмечен Серебряным знаком.

— То есть в условиях кризиса формат таунхаусов отходит на задний план — это, можно сказать, пройденный этап не только для «Архитектуриума».
В.Б.
Данная тема была нами подробно проработана и прощупана практической реализацией. Было проиграно множество планировочных вариантов и типов компоновки, сформулированы внутренние нормы и правила проектирования в этой сфере.
Надо сказать, в свое время таунхаусы появились по той же причине, по которой последние 3-4 года активно развивается многоквартирное строительство – девелоперы хотели выжать как можно больше из земельных участков, особенно в ближайшем Подмосковье. Благодаря сохранению традиционной планировочной культуры, включая известный набор — забор, КПП, шлагбаум — отечественные таунхаусы получились уж очень вернакулярно-идентичными. Таких поселений практически нигде в мире нет. На Западе таунхаус – это естественное продолжение города в направлении от центра к периферии (а кое-где и самого центра), полноценный объект в ландшафте субурбии, «квартира на земле» с участком или без, включенная в общую планировочную структуру. У нас это тот же коттеджный поселок, gated community, нарезанный на мелкие участки и стоящий в отрыве от города.
Однако такую ситуацию можно считать данностью, она неподвластна практикующему архитектору, предполагая гораздо более высокий уровень принятия решений. В нашу же сферу компетенции входит закладывание в эти поселки гуманной среды, сомасштабной и благоустроенной. Приходится биться с инвесторами за каждый общественный клочок земли, чтобы сделать сквер или детское пространство, убеждая их в необходимости развития инфраструктуры.

— Удается настоять на своем?
В.Б.
Можно сказать «да», хотя хотелось бы большего. В «НовоАрхангельском» планировочное решение задает общественный пешеходный бульвар. В «Олимпийской деревне Новогорск» устроена протяженная благоустроенная набережная вдоль Сходни. В «Рижском квартале», расположенном на берегах небольшого озера, также будут обустроены набережная и пляж.

— Насколько я знаю, ряд ваших проектов многоквартирного жилья находится в стадии реализации?
В.Б.
В Новогорске строятся два микрорайона 7-8-этажных домов со спортивной инфраструктурой, раскрывающихся на реку Сходня. Еще одна стройка расположена в Новой Москве — это жилой район 3-этажных домов под названием «Андерсен» с общественно-торговым центром и детским садом.

— Социальная инфраструктура – это тоже предмет постоянного «бодания» с девелопером?
В.Б.
Как правило. В каждом из названных поселков присутствует небольшой общественный центр, который мы стараемся решить как знаковый объект, организующий зону въезда. В «НовоАрхангельском» это протяженный объем с цилиндрической кровлей, в котором устроена въездная арка. В «Рижском квартале» используется подобный прием, но пластически по-иному выраженный. В «Олимпийской деревне Новогорск» — это динамично изогнутый стеклянный объем с прорастающей сквозь кровлю парой деревьев.
Главный же наш общественный объект, строительство которого сейчас близится к завершению, это многофункциональный общественно-спортивный центр в том же Новогорске. Комплекс содержит ряд разнохарактерных функций: это и фитнес-клуб, и центр олимпийской сборной России по художественной гимнастике, и образовательный кластер, включающий школу и детский сад. Объединяет эти объемы волнистая кровля, символизирующая вьющуюся гимнастическую ленту.

— Время от времени вы принимаете участие в конкурсах. К примеру, на слуху ваш конкурсный проект культурного центра в Мариборе.
В.Б.
К сожалению, загруженность текущей работой не позволяет уделять конкурсам должного внимания. Марибор привлек интересной задачей, город готовился стать культурной столицей Европы 2012. При том что ранее мне там довелось побывать, и я помнил эти места. Решили предложить городу «культурную жемчужину» в виде стеклянной сферы, заботливо поддерживаемой с двух сторон «руками-лестницами». В итоге выяснилось, что мы не просчитали скромность тамошнего бюджета. Победил простой, если не сказать прямолинейный объект венгерских архитекторов.
В будущем планируем расширять свое участие в конкурсах, тем более что это сейчас становится одним из трендов.

— Обращает на себя внимание довольно широкая география заказов мастерской – помимо Подмосковья это и Ленинградская область, и Южный Урал, и Юг России. Как вам удается распространить свое влияние на регионы?
В.Б.
За многими проектами за пределами столицы стоят московские девелоперы. Так что часть работ была сделана именно для московских, а другая часть – для региональных застройщиков. Которые смотрят на Москву как на некий ориентир, изучают сайты архитекторов – и обращаются напрямую. Некоторые заказчики приходят повторно. Сейчас, например, проектируем жилой комплекс в Екатеринбурге в живописном месте рядом с гольф-полем.

— На сайте «Архитектуриума» обозначены творческие пристрастия архитекторов мастерской – это конструктивизм, декон, минимализм, в общем, все из неомодернистской палитры. Если же судить по вашим работам, то следует говорить скорее об их регионалистской окрашенности. Можно назвать это контекстуализированным модернизмом. Или вы не задумываетесь о подобных нюансах?
В.Б.
Честно говоря, наше кредо, выложенное на сайте, следовало бы уже поменять — оно было актуальным, когда происходило становление нынешнего мейнстрима. Помню, в середине 2000-х гг. на выставке в «Доме на Брестской», которая называлась «Май. Дом», когда мы получили премию за свои таунхаузы в Ромашково, современной архитектуры было не больше 20-25%. Все остальное представляло собой перепевы на тему закавыченной классики. Сегодня же мы становимся свидетелями радикальной смены тренда – так, на последнем фестивале «Зодчество» в псевдоклассической стилистике было не более 5% выставленных работ.
Тогда, выдвигая эту свою хоругвь, мы хотели дать понять заказчикам, что не надо к нам обращаться, если вы хотите шале или усадьбу на своих 15 сотках. Это носило такой отпугивающий характер.
Вообще я воспитан в модернистской традиции. Что не противоречит восприятию и осмыслению того, что отличает один проект от другого – особенностей проектного задания, требований заказчика, функционала и т.д. Откуда собственно и рождается тот самый регионалистский привкус.
Контекстуализм не может не присутствовать в наших работах. Все-таки в основном мы работаем за городом, и основной наш «контрагент» – это природа, которая диктует свои законы, которые мы стараемся грубо не нарушать. Другое дело, что у нас понятие города – Москвы, и загорода – Подмосковья – стерлось.
Не могу не заметить: нам всего десять лет – это юный возраст, мы находимся в поиске. А одинаково рисуют единицы – сегодня я бы назвал Р.Майера и Ф.Гери. Даже у З.Хадид загогулины все-таки разные получаются. Ричард Майер, кстати, один из моих любимых архитекторов. Видел вживую многие его работы – потрясающе, вот кто верен себе на все сто.
Любой из практикующих архитекторов, конечно, имеет свои излюбленные приемы. Есть они и у меня. Мне нравится единство, рожденное не подобием, а контрастом. Люблю, когда в здании есть интрига, когда за углом или во внутреннем дворе вдруг открывается нечто, чего не ждешь. Люблю сочетать разные материалы, редкий из наших проектов выполнен в кирпиче одного цвета. Ну и поскольку мы строим главным образом за городом, на фасадах почти всегда присутствует деревянная рейка или планкен.

— Продолжу тему профессиональных предпочтений. Объемно-планировочные и пластические наработки мастерской – от дробления объемов и организации соразмерных человеку внутренних дворов в жилых комплексах до подрезанных эркеров и стен, перетекающих в кровлю и обратно – первые переходят из работы в работу, вторые, как правило, относятся к какому-то периоду, после чего уступают место новым приемам. Пространственные решения более стабильны во времени, хотя и они эволюционируют. В ваших работах это прослеживается довольно отчетливо. Или это не так?
В.Б.
Для меня отправной точкой является градостроительный подход. Из чего вовсе не следует, что я не люблю оригинальную форму. Но когда я оказываюсь в другом городе, меня всегда интересует, как город, пусть в лице того или иного его фрагмента, функционирует. Я стремлюсь обежать лишние пять-десять кварталов, посмотреть, как эта структура живет, как она взаимосвязана, как там человек себя чувствует. Меня это привлекает больше, чем увидеть один какой-то знаковый объект.
Наверное, я демократичный руководитель. Вспоминая себя молодого – как нам хотелось вырвать у мэтров кусок работы, я не препятствую тому, чтобы молодые архитекторы гнули свою творческую линию. Если это принципиально не выходит за рамки того, что я считаю правильным — я попускаю, внося только минимальные корректирующие правки.
В градостроительной области я давнишний сторонник упорядочения застройки в смысле ее приведения к периметральной модели. Поэтому выдвижение новой градостроительной политики, объявленной С.Кузнецовым с А.Гнездиловым и предполагающей смену микрорайонной идеологии на квартальную, мне кажется закономерной, более того — давно назревшей. С моей точки зрения, у нас налицо перекос в сторону пространственного хаоса. Другой вопрос – является ли панацеей такая переориентация, приведет ли применение голой схемы к положительному результату или все же каждый раз надо творчески смотреть, не откорректировать ли тот или иной квартал в сторону большей открытости, а не просто механически замыкать периметр.
Пример из нашей практики. В «Новой Москве» есть уже упоминавшийся район «Андерсен», который нам достался уже с проектом планировки. Там предполагалось строительство таунхаузов. В конце концов инвестор решил перейти к малоэтажной многоквартирной застройке. Мы проводим своего рода эксперимент — в рамках довольно жесткого бюджета района комфорт-класса (раньше это называлось эконом-), серьезных ограничений по стоимости фасадных решений пытаемся реализовать европейскую модель пространственно избыточного жилья, когда каждый квартал отличен от соседнего. Несмотря на то, что все делается одним проектным бюро и даже одной бригадой.
Наши потребители, а за ними и девелоперы предпочитают кирпичные дома. И мы, получив в руки отечественный кирпич и разрешение на применение небольшого количества фасадных панелей, пытаемся организовать разнообразную и гуманную жилую среду.
Другой наш проект – в Сестрорецке, близ Петербурга, правда, сейчас зависший по не зависящим от нас обстоятельствам. Здесь внутри квартальной застройки разрабатывались пешеходные связи, небольшие площади – пьяцетты, уютные внутридворовые пространства, предусмотрены общественно-торговый центр — школа – детский сад, «центральный» районный парк, качественное благоустройство, включая дифференциацию тротуарной плитки от одного квартала к другому, парковки вынесены за периметр жилых домов, и др. Мы пытались реализовать европейский – городской — тип таунхаузов, то есть квартиру на земле. Неоконструктивистские домики компонуются по-разному. Кирпич применяется в сочетании с деревом. Есть свои наработанные приемы, адаптированные к загороду – стеклянный фасад дополнен деревянной рейкой.

— Судя по всему, кризис не особенно сказался на портфеле заказов мастерской. Сколько параллельно у вас идет строек? И какими силами вы управляетесь? Сколько человек было в мастерской поначалу, десятилетие назад?
В.Б.
Мы без особых потерь пережили кризис 2008-2009 гг. — мастерская практически не сократилась. У нас был большой задел благодаря тому, что девелоперы бросились развивать загородные территории. Коттеджами, таунхаузами, а в последнее время, в связи с измельчением спроса – многоквартирными домами. Для нас последняя тема более благодатна, нежели таунхаузы или коттеджи – в силу своего средового потенциала.
В настоящий момент у нас параллельно идет пять-шесть строек. Четко выделенных бригад внутри мастерской нет – они компонуются под конкретные объекты. То есть те же пять-шесть бригад. Плюс конструкторы.
За минувшее десятилетие мастерская выросла с пяти человек до тридцати. Вообще у частной мастерской есть определенный лимит численности. Иначе надо переходить на другой институциональный уровень – стягивать на себя сверхкрупные заказы, наращивать штатное расписание, вводить структуризацию, фактически превращаясь в маленький проектный институт. Мы к этому не стремимся — возвращаясь к истокам: в свое время в мастерской Ф.Новикова и Г.Саевича сотрудников было меньше, чем у нас – до двадцати человек. Помимо всего прочего, творческий дух и единение вряд ли предполагают бесконтрольное разрастание коллектива.
В этой связи вспоминается один из рабочих принципов компании «Снохетта» — общение всех со всеми. У них там даже работа идет за одним общим столом, уходящим за горизонт — по обе стороны сидят люди. Хотя, быть может, это перебор.
У нас за минувшие десять лет накопилась масса наработок. И если в работе находится схожий объект, наше преимущество в том, что работа начинается не с нуля. Есть определенная ротация внутри мастерской, тем не менее сохраняется своя манера, общие принципы подхода к решению проектных задач, которые должны воспроизводиться.
Свое десятилетие мы встречаем длинным рядом проектов в стадии завершения, которые, надеюсь, станут достойными страницами в нашем портфолио, и немалым количеством стартовавших проектов, над которыми еще придется кропотливо трудиться. Так что все только начинается…

Отправить ответ

avatar
  Подписаться  
Уведомление о