ЭКОНОМИКА ПО-ПРЕЖНЕМУ ИЗБАВЛЕНА ОТ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ ПРИВЯЗКИ

Как ни печально, пока мы вынуждены констатировать, что оба вышеуказанных умозаключения оказываются скорее благими пожеланиями. Стратегическое планирование предполагает выстраивание иерархии целей – долгосрочных, среднесрочных, краткосрочных, на деле, возвращение к институту Госплана с его пятилетками, пусть и в его новом – недирективном — качестве. Однако, как известно, в сентябре этого года правительство официально вернулось от 3-летнего горизонта бюджетного планирования к 1-летнему – за невозможностью сколь-либо достоверного прогнозирования и стратегирования в условиях наблюдаемой волатильности на финансовых рынках и дефицита внутренних источников кредитования. Кстати, в американской практике государственным рычагам воздействия на экономику предпочли-таки политику заливания экономики деньгами – т.н. количественного смягчения QE 1-3, способную лишь отсрочить схлопывание финансовой системы.

Точно так же упования на целостное видение экономики в ее связи с территориальными аспектами оказались тщетными — несводимость социально-экономического и пространственно-территориального планирования никуда не делась, о чем свидетельствует, например, содержание одного из последних документов, подготовленных известными российскими экономистами. Речь идет о докладе помощника Президента РФ, академика РАН С.Ю.Глазьева «О неотложных мерах по укреплению экономической безопасности России» Совету безопасности РФ 15 сентября с.г., за которым стоит целая плеяда отечественных специалистов. Заметим: в данном тексте мы обсуждаем не перспективу принятия или отвержения данного документа, истинность или ложность предъявленных теоретических посылок и практических рекомендаций, а стоящий за ним способ управленческого мышления.
В Приложении 6 данного Доклада перечислены полномочия Государственного Совета по стратегическому планированию при Президенте России, который, как полагает автор, должен быть создан в качестве фактически параллельного контура управления. В кратком и емком тексте концентрированно присутствуют самые разные аспекты: от нарождающегося нового технологического уклада как фактора экономического развития до создания организационно-правового механизма взаимодействия органов государственной власти федерального и регионального уровней, органов местного самоуправления, институтов развития, научных организаций и корпораций, от выстраивания иерархии долгосрочных прогнозов, среднесрочных программ и индикативных планов до развития государственно-частного партнерства, от организации службы мониторинга и контроля реализации документов стратегического планирования до его научно-технического, информационного, ресурсного и кадрового обеспечения.

Можно сказать, есть все — кроме связи экономики с территорией, на которой собственно развивается экономическая активность. В тексте напрочь отсутствуют даже сами понятия «пространственное развитие», «территориальное планирование» и т.п. Очевидно, это особенность отечественной экономической школы, определенно недооценивающей взаимообусловленность экономического и пространственного факторов в хозяйственной деятельности, плодотворность холистического подхода при формировании стратегии развития – как на уровне страны, так и отдельных регионов и отраслей.
Приведем, со слов М.В.Перова, который в то время возглавлял один из департаментов в Минрегионразвития, лишь один показательный пример, наглядно демонстрирующий последствия такой недооценки междисциплинарного взаимодействия экономистов и производственников, с одной стороны, и эконом-географов и урбанистов, с другой. Со второй половины 2000-х гг. получила активное развитие идея создания нового промышленного кластера в Нижнем Приангарье, включающего Богучанскую ГЭС, строительство которой началось еще в 1970-е гг., алюминиевого и лесоперерабатывающего заводов и др. Была подготовлена социально-экономическая программа, сделаны предварительные расчеты. Однако при выходе на «назначенную» площадку и ближайшем знакомстве с местностью обнаружилась известная умозрительность наработок, их сугубая оторванность от тамошних реалий – прежде всего природно-климатических, инфраструктурных, экологических и пр. Хорошо, что в данном случае о сверхзатратах на корректировку документов терпланирования на тот момент еще в 100-тысячном масштабе речь не шла. Но факт остается фактом: из раза в раз требуются дополнительные усилия, средства, ресурсы по «посадке», точнее — адаптации абстрактной экономической программы к местности.

Таких кейсов можно привести не один и не два – отличаются они лишь масштабом и общественной оглаской. Чего далеко ходить: Новая Москва – разве это случай не из этого ряда? Только здесь, похоже, выбору площадки не предшествовала не только урбанистическая, но и экономическая проработка возможных последствий принятого на раз управленческого решения.

Возвращаясь к обозначенной нами теме: социально-экономическое и территориально-пространственное стратегирование по-прежнему остаются по факту герметичными друг относительно друга феноменами. Что обрекает нас на дальнейшее воспроизводство управленческих дисфункций, а значит — потерю временных, человеческих и финансовых ресурсов. Дрейф терпланирования и градостроительства из строительной в экономическую сферу и – соответственно – разведение архитектуры и урбанистики по разным департаментам пока оказываются контрпродуктивными.