Общество

Градостроительство и территориальное планирование как звенья разомкнутой цепи

В соответствии с поручением Президента России к 1 марта правительством должны быть подготовлены предложения по переводу градостроительной политики на новые рельсы. Речь идет об отказе от генплана как устаревшего, а главное — по факту неработающего инструмента градостроительного развития. Что должно придти ему на смену — стратегия пространственного развития, мастер-план, план инфраструктурного развития..? Чем может обернуться этот транзит для российских городов — речь идет пока о крупнейших и крупных, но..? В чьих руках окажутся полномочия, которые в настоящий момент рассредоточены между разными министерствами и ведомствами?

Говоря о перспективах отечественного градостроительства и территориального планирования, необходимо обратиться к двум аспектам. Назовем их практическим и метафизическим.

Сегодня все чаще приходится слышать, что институт генплана в его современном виде был сформирован в советское время, и тогда он хорошо работал. На самом деле, это не совсем так. Начиная с 1930-х гг. специалисты регулярно подвергали критике реализацию генпланов — с их слов, процент их реализации колебался от 30 до 60-70%. Можно сказать, шла постоянная борьба за реализуемость. Помимо этого, генпланы городов периодически пересматривались и корректировались. Так что о генплане как идеальном инструменте планового — социалистического — градостроительства говорить не приходится. Как известно, этот мир вообще далек от идеала.

Оппоненты генплана обычно указывают на то, что в актуальной западной практике институт генплана, в действительности, отсутствует. Рабочими оказываются два инструмента — стратегия пространственного развития и зонинг, или, по-нашему, ПЗЗ. Однако дело в том, что в послевоенные десятилетия сначала крупные города Запада, а позднее — и Востока, пережили этап коренной реконструкции и модернизации — это и транспортный каркас, и инженерная инфраструктура, и развитие социального жилья. Наша страна — поначалу в позднесоветское время, а затем — в послеперестроечные десятилетия — пропустила эту историческую стадию. Вложения в 1 м2 городской территории у нас и у них отличаются в разы, если не на порядки. Сегодня перед мегаполисами и Запада, и Востока стоят задачи пломбирования — точечной реконструкции и нового строительства, кюретажа, санитарно-гигиенической и косметической поддержки городской среды — того самого благоустройства. Для этих целей пара — стратегия пространственного развития и зонинг — вполне достаточна, этот механизм работает.

Другое дело — российские города, остро нуждающиеся в реорганизации и наращивании худосочной, недоразвитой транспортной инфраструктуры, в полной модернизации инженерных сетей, где средний износ составляет порядка 60%, в развитии типологии социального жилья, его арендных и кооперативных форм, индивидуального домостроения, в новой индустриализации, или решоринге, если использовать западную терминологию, и, наконец, в благоустройстве и развитии общественных пространств. Именно так выстраиваются приоритеты: 1) транспортный каркас, 2) инженерная инфраструктура, 3) социальное жилье, 4) реиндустриализация, 5) благоустройство. В Москве с начала 2010-х гг. из системы оказались выхваченными два звена — первое, транспорт, и пятое, общественные пространства. Со второй половины 2010-х гг. этот пятый, по сути, косметический, пункт подмял под себя российские поселения. Люди нуждаются в работе — местах приложения труда, нормальной инфраструктуре — транспортной, инженерной, социальной, а на деле все ограничивается ландшафтными интервенциями, которые вряд ли запустят процессы комплексной реконструкции городов, как это имело место, например, в Барселоне.

По самой природе своей стратегия пространственного развития — это про захват, или десантирование в будущее. Тогда как генплан и ПЗЗ — это инструменты градостроительной дисциплины, градорегулирования. Как сформулировал главный архитектор ЦНИИП Минстроя А.Кривов — принуждения к развитию. Если под напором девелопмента, сросшегося с местной властью, не работают, то и дело прогибаются генплан и ПЗЗ, то, вероятно, следует прописывать и совершенствовать меры этого самого принуждения, а не полагаться на принципиально «несиловые» стратегии развития.

Резюмируя: вряд ли в современных российских условиях стратегия пространственного развития и генплан являются альтернативными. Захват будущего и управление из будущего, с одной стороны, и прочерчивание эволюционной траектории, колеи в направлении этого будущего, с другой — очевидно, взаимообусловливают друг друга.

Теперь о том, как градостроительство и территориальное планирование встраиваются в обнимающую рамку, или метафизическую перспективу. В данном случае под последней понимается логическая цепочка: идеология / образ будущего / стратегирование / научно-технологическое, социально-экономическое, пространственное полагание / территориальное планирование и градостроительство.

В позднесоветское время эта последовательность имела следующий вид. Коммунизм или социализм как начальная стадия коммунизма. Образ будущего — цветущий сад, но вот средства достижения варьировались: «от каждого по способностям…», «все более полное удовлетворение потребностей трудящихся» и т.п. Далее цепочка разветвляется — одним из ответвлений оказывается триада: Концепция НТП — Концепция размещения и развития производительных сил — Генсхема расселения, опирающаяся на два первых документа. Схемы районной планировки и генпланы городов — это следующие элементы в этой цепи.

В послесоветские десятилетия, вплоть до начала 2010-х гг., эта последовательность с большим трудом, но просматривается. Идеология, несмотря на ее конституционный запрет — неолиберализм, предполагавший встраивание страны в мировое сообщество: на каких условиях — другой вопрос. Образ будущего описывался емким понятием «потреблятство». Стратегирование на словах отвергалось как пережиток планового хозяйства. На уровне территориального планирования в середине 2000-х гг. была принята концепция поляризованного развития, позднее — управляемого сжатия, являющаяся, по сути, проекцией положений Вашингтонского консенсуса на сферу расселения. К середине 2010-х гг. российские территории оказались формально охваченными СТП и генпланами поселений.

В 2010-е гг. идеологический крах неолиберальной модели и связанной с ней одной цепью глобализации становится все более очевидным. В мире: Трамп, Ле Пен, Орбан, Брекзит, «Лига Севера», «Альтернатива для Германии»…, но не в России, по факту переживающей déjà vu — возврат в 1990-е. И это в условиях очевидного развертывания Третьей (Четвертой) мировой войны в ее послеиндустриальной — гибридной — разновидности. С конца 2012 г. российская экономика неуклонно сжимается — потребительство и гедонизм как образ будущего постепенно растворяются в розовой дымке. Стратегирование официально реабилитируется — в 2014 г. выходит ФЗ-172, в 2016-м утверждена Стратегия научно-технологического развития РФ, в 2019-м — Стратегия пространственного развития РФ. Логически следующее звено — макрорегионы, регионы, поселения, де юре обзаведшиеся граддокументацией.

Однако цепь разомкнута: нет ни идеологии, ни образа будущего, ни целеполагания и стратегирования… По большому счету это относится ко всему миру, не только к России. Финансовый капитализм рушится на глазах у изумленной публики, глобализация уступает место макрорегионализации, но новой социально-экономической модели пока не просматривается. На что должна опираться стратегия пространственного развития страны и — далее по курсу — градостроительная политика и территориальное планирование в условиях разомкнутой цепи и — просто — отсутствия вышестоящих звеньев — не вполне ясно.

Таким образом, сегодня главным историческим вызовом является восстановление всей цепи — от идеологии и образа будущего до стратегирования и целеполагания. А затем уже — реорганизация институтов и задание рамок профессиональных деятельностей, градостроительства и территориального планирования в том числе.

 

Отправить ответ

avatar
  Подписаться  
Уведомление о