Пространственное развитие: управление или подправляющие усилия?

На сайте «Медузы» появилось интервью А.Перцева с эконом-географом Р.Доховым «Сергей Шойгу хочет построить новые города в Сибири и перенести туда столицу». Он довольно скептически оценивает предложение министра обороны.

Р.Дохов начинает с истории расселения в Советском Союзе, где, с его слов, «существовала концепция единой системы расселения. Она предполагала, что все города СССР должны развиваться как связанная система расселения. Советские градостроители, советские географы считали, что в этой системе действуют единые процессы и, что самое главное, ею можно управлять. Считалось, что размещение производительных сил приводит к тому, что перемещается население».

Здесь эконом-географ неточен в хронологии — описанная им модель следования населения за производством существовала с конца 1920-х по начало 1980-х гг. В 1980-1990-е гг. произошла инверсия — считалось, что производство должно подтягиваться вслед за расселением.

Однако Р.Дохов уверяет, что такая рокировка имела место уже в постиндустриальную эпоху — читай постсоветскую. «Большая часть экономики сейчас либо производится людьми без особенных средств производства вроде заводских домен или станков, либо связана с обслуживанием населением друг друга. В индустриальной экономике, когда у вас значительная часть валового продукта производится в индустриальной сфере, в добывающей и обрабатывающей промышленности, это не так. С 1970-х годов, когда были эти последние размышления о единой системе расселения и о том, что ею можно управлять, предпосылки уже изменились».

Он следующим образом описывает механизм управления пространственным развитием в СССР. «Существовало такое магическое, я бы сказал, мистифицированное понятие территориального производственного комплекса. Предполагалось, что можно создать такое территориальное сочетание отраслей, которые будут давать множество мультипликативных эффектов. Это были дополняющие друг друга отрасли, которые «сидят» на каком-нибудь естественном преимуществе — например, на дешевой энергии». Р.Дохов в качестве примера приводит Восточную Сибирь, где благодаря дешевой электроэнергии целого ряда ГЭС создавались энергоемкие отрасли, в частности, производство алюминия.

«Сложность заключается в том, что с тех пор промышленность изменилась, — продолжает эконом-географ. — Нынешняя система производства того же алюминия уже не требует такого количества занятых на предприятии. Сегодня сама идея того, что мы можем построить большой город, который будет связан с какой-то градообразующей отраслью промышленности, выглядит странно.

Кроме того, в советской экономике не было конкуренции. Государство строило заводы, которые не конкурировали между собой. Сегодня развитие крупных предприятий в России связано скорее с корпоративной динамикой, чем с отраслевой. В современной экономической географии мы трактуем районный эффект так: несколько находящихся рядом отраслей между собой связаны скорее через корпоративные сети, а не через географию — как расположение рядом на территории. Советские мантры сегодня уже не работают».

И далее: «Вторая большая история, связанная с советской системой расселения и освоения территорий, — прирост населения в СССР. Прирост шел в среднеазиатских республиках, южной части РСФСР и Закавказье либо в сельской местности. Власти нужно было это население чем-то занимать и где-то расселять. Сегодня население России сокращается, а население Сибири и Дальнего Востока — сокращается драматически. Этот тренд нельзя изменить. В Дальневосточном округе за постсоветское время количество населения сократилось примерно на 22%, в Сибирском округе — на 10%. Все программы, попытки удержать население в этих не очень благоприятных для жизни местах проваливаются. Тот же «Дальневосточный гектар» — большая часть сертификатов была скуплена местными людьми, особенно в обеспеченных инфраструктурой местах».

Два замечания. Первое — за последние пять лет убыль населения из регионов Сибири и Дальнего Востока снизилась. Второе — так все же, по свидетельству самого автора, программа худо-бедно работает, раз люди остаются, не уезжают на запад.

Как полагает Р.Дохов, сейчас население Дальнего Востока и Сибири избыточно. «Это связано с массивными советскими перемещениями населения. Сдвиг производительных сил на восток разбалансировал естественную систему расселения, которая веками складывалась в границах еще Российской империи. Народ жил больше в основной полосе расселения — Центральной и Южной России, Украине. Эта полоса заканчивалась примерно к Алтаю, дальше расселение приобретало островной характер. Люди жили там, где либо были неплохие климатические условия, либо располагались какие-то ресурсы, либо в немногочисленных портах. Вся остальная территория была редко заселена. Ее можно заселить, если закачать туда безумные деньги, применить какие-то форсированные методы перемещения населения. Но в нормальной капиталистической экономике это невозможно, а самое главное — не нужно».

То есть, если верить эконом-географу, в системе расселения действуют закономерности, сходные с формирующими погодные условия. И в штатной ситуации облака принудительно не разгоняют.

И еще: он исходит из того, что, во-первых, построение «нормальной капиталистической экономики» в принципе возможно в России (по этому поводу ему не мешало бы ознакомиться с работами А.Фурсова о социализме как антиподе, антисистеме капитализма), а во-вторых, что над этой самой «нормальной капиталистической экономикой» никогда не заходит солнце — при том что, как показали уважаемые эксперты — от И.Валлерстайна и А.Франка до В.Катасонова и А.Фурсова, нам посчастливилось наблюдать предсмертные корчи капитализма.

Понятное дело, обсуждая перспективы расселения в нашей стране, А.Дохов апеллирует к кейсу Канады, где 80% населения живет в узкой приграничной полосе с Соединенными Штатами. «Условно, это Сибирь, которая не знала большевизма, не знала сдвига производительных сил, а знала естественное освоение». То есть опять про рыбу, которая ищет, где глубже.

Далее Р.Дохов формулирует еще один теоретический постулат, с которым можно согласиться: «Создание любого нового большого населенного пункта, даже на сто тысяч человек — это гигантское возмущение в системе расселения». Однако из этого, согласно автору, следует, что «нельзя просто взять и построить сотни миллионов квадратных метров недвижимости и притащить туда неизвестно каким образом сотни тысяч человек. …Система расселения устроена так, что в ней есть крупные, средние и мелкие города, между ними должен соблюдаться баланс. Например, у системы расселения Центральной России слишком большая «голова» — Москва. Поэтому эта система вся разболтана, там не хватает городов средней людности, а вокруг Москвы возникает демографическая пустыня. В девяностые и нулевые опережающее развитие московского рынка труда и услуг привело к тому, что все соседние области стали безумно депрессивными. Их население, особенно молодая, подвижная его часть, со страшной силой мигрирует в Москву, даже если не может позволить себе там постоянное проживание, то возникает явление тотального отходничества».

И что, выходит, надо с этим смириться, пустить на самотек, посчитав это «естественным ходом событий»? Как у того чукчи — «Экспедиция приедет».

Далее Р.Дохов проецирует данную закономерность на предлагаемый к строительству город в Минусинской котловине, а также апеллирует к низкой резидентной мобильности, характерной для России: «Вернемся к сибирским городам. Предположим, что мы делаем крупный город в той же Минусинской котловине. Для людей, которые могли бы туда приехать, нужны какие-то аргументы. Мы слышим о новом качестве городской среды… Но это приведет к формированию гигантской демографической пустыни вокруг. Перетащить туда население из Европейской России — на что, видимо, и расчет — не получится. Во-первых, есть демографический закон — при возникновении миграционной возможности вероятнее миграция из близлежащих регионов и близлежащих населенных пунктов, чем из отдаленных. Вам нужно предложить существенно больший доход, чтобы притащить людей через большое расстояние. Во-вторых, будет идти конкуренция за небольшую подвижную часть российского населения. В России подвижность населения очень низкая, люди мало мигрируют по сравнению с Соединенными Штатами, Канадой и даже с Бразилией».

Р.Дохов доказывает, что новым экономическим центрам в Сибири придется конкурировать не только с Москвой и Питером, но еще с двумя типами аттракторов меньшего порядка: макрорегиональными центрами типа Ярославля (Северо-Запад) или Белгорода (Черноземье) и городами Юга России.

«Потребуется дать что-то, что будет конкурировать с этими миграционными решениями, и это крайне сложно сделать. Предположим, что в новом городе создадут территорию опережающего развития, обнулят налоги, но даже это не позволит сделать здесь конкурентную среду. Эта территория опережающего развития должна на чем-то основываться.

Нам говорят: «Здесь будут инновационные отрасли, приедут айтишники, все будет отлично». Такой город у нас, в принципе, есть — он называется Иннополис, неподалеку от Казани. Это грандиозный проект властей Татарстана по строительству нового города, в нем живут несколько тысяч человек. …Притом что Иннополис расположен не черт знает где. Это, по сути, пригород Казани, там вы можете пользоваться всеми услугами развитого города».

Аналогичная история с новым городом рядом с Южно-Сахалинском, который рассчитан на несколько десятков тысяч человек. «Это город-порт для торговли с азиатскими странами. Действительно, новая городская среда может привлечь какое-то население из Южно-Сахалинска, из условной Находки или Владивостока. Это более рациональная история».

Таким образом, как настаивает автор, новые города в Сибири не решат проблему оттока демографических ресурсов — «просто какая-то часть населения может переместиться из уже существующих городов… Новосибирск, Красноярск, Барнаул, может быть, отчасти Томск — вот доноры, откуда можно кого-то притащить».

Еще один возможный вектор перетока — это сельское население. «Сейчас есть проблемы с северными поселками городского типа и сельскими населенными пунктами. В советской экономике они были хоть как-то эффективны, а сейчас там брошенное население, которое периодически пишет письма то Макрону, то Меркель, то Санта-Клаусу: заберите нас отсюда. С этой проблемой действительно надо что-то делать».

Однако, как пишет эконом-географ, «все, кто могли и хотели оттуда уехать, уже уехали. Часть таких поселков пытались расселить: Мировой банк субсидировал раздачу жилищных сертификатов жителям. В подавляющем большинстве случаев люди брали сертификаты, продавали их в региональном центре, на вырученные деньги возвращались в свои поселки и могли там дальше жить в течение нескольких лет, постепенно алкоголизируясь, поскольку предприятие было закрыто».

Если же речь идет просто о загрузке строительных мощностей, то «почему в таком случае государству не профинансировать использование этих же строительных мощностей на окраинах существующих городов: Томска, Барнаула, Новосибирска, Абакана, — и переселить туда людей?».

Р.Дохов не вполне корректно сближает ситуацию гипотетической концентрации населения в сибирских городах и известный кейс с социальной катастрофой и последующим взрывом домов в Прютт-Айгоу в 1972 г. — хрестоматийным примером краха модернизма, но вовсе не расселенческой политики.

Он обращает внимание на еще одну закономерность, а именно — «любая инновационная отрасль через 30 лет теряет актуальность, перестает генерировать суперприбыли. Если ваш город связан только с этой отраслью, вы по-любому проиграете. Встает огромная проблема транзита от одной моноспециализации к другой. В Америке тоже есть такие города, типичный пример — Детройт, но на самом деле таких примеров несколько десятков».

Хорошо, но разве из этой очевидной цикличности следует, что под новые технологические прорывы не следует обустраивать новые площадки? В таком случае может так случиться, что и вероятные исторические рывки просто не состоятся, социальная энергия уйдет в песок.

И что же взамен управляемого пространственного развития предлагает эконом-географ? Все то же управляемое сжатие — по факту расселенческую политику, заявленную Минрегионразвития еще в середине 2000-х гг. «Населенные пункты на Севере, на Дальнем Востоке, в Восточной Сибири теряют население, но кто-то остается, и для них нужно перенастраивать городские системы. Недавно я услышал замечательное выражение: паллиативное городское планирование. Таким городам нужна паллиативная помощь. Надо постепенно уменьшать те районы, которые поддерживаются инфраструктурно, переселять остатки людей в центральные части города. Да, на это надо потратить какое-то количество денег, но это окупится тем, что вы не будете поддерживать гигантскую, ненужную и, самое главное, устаревшую, энергонеэффективную в том числе, городскую инфраструктуру. В городском бюджете останется больше средств, которые можно инвестировать в то, чтобы в оставшейся части города все сохранялось в приличном состоянии, чтобы поликлиника была нормальной, чтобы была одна-две хорошие школы».

Что же касается развития, которое, согласно Р.Дохову, тоже может иметь место, он предлагает делать ставку на то, что уже как-то проявило себя. «В первую очередь это Томск и его скопление сильных университетов. Они котируются на международном рынке, пусть прежде всего и среди азиатских стран. Это город, который производит кучу образованного народа, — его университеты успешно встроились в российские корпоративные сети найма и миграции. В нулевые годы в Томске нарождалась вполне себе инновационная среда, возникали небольшие технологические стартапчики. Но в нулевые сфера стартапов не была так сильно зарегулирована. Поддержите вот это».

Р.Дохов вновь отождествляет законы развития общества и природы. «Не пытайтесь преодолеть силу тяготения, надо под нее подстраиваться. Идея управления пространством — это бред. Единственное, что мы можем делать, — это подстраиваться под существующие процессы, активизировать те из них, которые для нас благоприятны. Для нас благоприятно производство технологически подкованных ребят в Томске, так давайте сделаем так, чтобы среда в этом городе благоприятствовала тому, чтобы они остались.

У нас есть город Якутск, который растет сказочными темпами за счет продолжающейся урбанизации населения в Якутии. Вокруг Якутска формируется своя собственная субурбия. Для этого не нужно государственное финансирование, не нужно поддерживать крупные строительные компании. Нужно всего лишь дать доступ к земле и строительные материалы. Но Якутск висит на северном завозе горюче-смазочных материалов, это неестественно для города в несколько сотен тысяч человек. Развитие города сдерживается тем, что уже много лет не могут построить мост через Лену. Поддержите те города, которые и так аккумулируют население».

Относительно пассажа о непреодолимости гравитации Ю.Крупнов обратил внимание на его абсурдность и смехотворность по истечении 120 лет развития авиастроения и 70 лет развития космонавтики. Он вспомнил великого британского физика, президента Лондонского королевского общества по развитию знаний и о природе У.Томсона (лорда Кельвина), который в 1895 г., менее чем за десятилетие до первого полета самолета братьев Райт Флаер-1 (1903 г.), настаивал на невозможности создания летательных аппаратов тяжелее воздуха. По факту Р.Дохов о том же вещает в 2021 г.

Десятилетие назад на Первом урбанистическом форуме тогдашняя глава Минэкономразвития Э.Набиуллина заявила, что в ближайшие годы в несколько десятков агломераций переедет 30 млн человек. И нам остается только этому споспешествовать. Ровно о том же говорит Р.Дохов. С его слов, надо «поддержать существующие естественные процессы перераспределения населения в системе расселения. Это метрополизация — перемещение населения в крупные города и их окрестности. Чиновники сейчас любят слово «агломерация», но то, что они под ним понимают, и то, что в географии называется агломерацией, — это два разных объекта. Агломерирование населенных пунктов происходит естественным образом. А то, что делают сейчас чиновники, — это попытка просто обвести красным карандашом на карте несколько крупных городов и сказать: теперь это агломерация. Из-за того, что вы обвели красным карандашом Пермь, Екатеринбург и Челябинск, они не срослись в единую агломерацию».

Так же скептически он оценивает и перспективу строительства города Спутник под Владивостоком. «От Владивостока до Артема расстояние небольшое. Однако между Владивостоком и Артемом довольно сложная местность — сопки, скальные грунты, застраивать ее тяжеловато. Плюс она частично уже освоена советскими санаториями и частной застройкой. Вторая странность заключается в том, что в конце нулевых — начале десятых годов во Владивостоке проводился саммит АТЭС, были построены феерические мосты. Они ведут на остров Русский, к югу от Владивостока. Идея, по всей видимости, была в том, что базовый вектор развития Владивостока будет туда, на юг — на островах более удобный рельеф, они теперь транспортно связаны. Что будет с этим проектом?».

В этой связи следует заметить, что наличие низкоплотной застройки не препятствует последующему интенсивному освоению территории — см. случай Новой Москвы. А что касается шараханий с юга на север, точнее, северо-запад, то это результат отсутствия на протяжении последних десятилетий стратегии пространственного развития региона и страны в целом. Кстати, существует и еще одна концепция развития Владивостока как мегаполиса-архипелага с преимущественными векторами на восток — до Находки, и на юг — до Хасана, принадлежащая А.Кривову.

Автор подчеркивает, что «Владивосток теряет население на протяжении всего постсоветского периода, за последние три года этот тренд только усилился (на самом деле, на протяжении десятилетия колеблется вокруг цифры 600 тыс. человек — Примечание ред.). Кто эти люди, которым вы собираетесь продать квадратные метры недвижимости между Артемом и Владивостоком? Непонятно».

Странно, что эконом-географ не озадачивается, чем эти 300 тыс. человек будут заниматься, под какие новые производственные мощности и рабочие места возводится Спутник и выстраивается агломерация Владивосток-Спутник-Артем.

«В принципе непонятно, в чем магический смысл цифры миллион человек? В советское время считалось, что миллионник получает метро и побольше денег. Сейчас такой бюджетной политики нет. Но некоторые города в России очень стараются удержать численность миллион человек, хотя население оттуда уезжает. Поэтому они занимаются веселым упражнением: перед каждой переписью прирезают себе соседние муниципалитеты».

Это точное наблюдение, однако оно свидетельствует скорее не об исторической инерции и незадачливости местных властей, а о расчете на перспективное изменение расселенческой политики, сохранении надежды на лучшее будущее.

И вновь Р.Дохов уповает на подправляющие, корректирующие усилия как основном управленческом инструменте: «Можно помогать процессам, которые идут в ходе самоорганизации расселения. Главное из того, что можно делать, — это повышать локальную транспортную связанность населенных пунктов, которые находятся рядом друг с другом. Например, есть тот же Владивосток и есть Артем, застройка территории между ними будет происходить естественным образом, если будет приток населения — но его нет, эти люди ниоткуда не приедут. Но вы можете связать Артем и Владивосток скоростной электричкой, которая создала бы в городах единый рынок труда: человек смог бы в течение 50–90 минут попадать из своего дома в Артеме на рабочее место во Владивостоке. И тогда это даст некоторый эффект, запустит какой-то агломерационный процесс».

Он высмеивает политику «удержания границ», фактически отрицая существование каких-либо угроз и рисков национальной безопасности со стороны наших партнеров. Буквально: «Держат площадь» — это построение распространено во многих властных кабинетах. На Дальнем Востоке, например, на Камчатке, люди тоже так считают. Но теоретически у нас же есть официальная установка, что Китай — наш главный стратегический партнер. Мы от него удерживаем территорию? Эта идеология осажденной крепости мешает развитию Дальнего Востока. Единственное, что может спасти Дальний Восток экономически, — это трансграничное сотрудничество.

Провинция Хэйлунцзян, граничащая с российскими территориями, теряет население. Ее население и жители других северных провинций переезжают в Южный, Центральный Китай, где жизнь попроще, зарплаты повыше, где теплый период подольше. Северные китайские провинции теряют население. Кто будет оказывать грандиозное давление на Дальний Восток? Посмотрите по статистике, черт возьми, где эти десятки тысяч китайцев, переезжающих в дальневосточные субъекты Федерации? Нет этой миграции, просто нет, физически«.

Заметим, что миграция из северных провинций на юг никоим образом не исключает этнокультурного просачивания на север. Согласно тем же законам природы, в данном случае — физики, столь любимым автором. Автор исходит из известной презумпции: ну кто на нас нападет? — именно об этом писали российские газеты в конце 1900-х — начале 1910-х гг.

Отношение Р.Дохова к предложению С.Шойгу о переносе столицы вытекает из его скепсиса по поводу управления развитием территории страны. «Перенести столицу в России в принципе можно. Вопрос — зачем? Обычно говорят о двух целях — скрепление страны, если она разваливается на части. Такой вариант был, например, в Нигерии: северная часть страны мусульманская, южная — христианская. Столицу решили разместить посередине, но она не стала крупнейшим городом страны, хотя там идет активная урбанизация и люди мигрируют. Вторая цель — дать импульсы к освоению внутренних районов. Классический пример — это, конечно, Бразилиа. Это крупный город, но он и близко не стоит с Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу.

Допустим даже, что чиновники переедут, что будут делать члены их семей в чиновничьем моногороде? Где будут учиться дети федеральных чиновников, которые, как мы понимаем, составляют не последнюю страту абитуриентов элитных российских университетов. Вы МГИМО тоже туда перенесете?

В России мы много лет наблюдаем за перенесением судебной власти в Петербург, туда переехал только один из судов, а судебный квартал до сих пор не построили. Сопротивление этой административной машины настолько велико, что побороть его не получается, хотя судьям предлагается уехать в Петербург, не в Сибирь. Госдуму хотели перенести сначала за МКАД, а потом во Мневники, то есть речь о Москве и области. Но она до сих пор стоит у Кремля».

Нельзя не заметить, что столица отнюдь не обязательно должна быть крупнейшим городом страны — в качестве примера, помимо упомянутых Абуджи (780 тыс.) и Бразилиа (2,6 млн), приведем Вашингтон, население которого более чем в десять раз уступает Нью-Йорку и, кстати, почти совпадает с населением Владивостока.

По поводу упорствования судей или парламентариев: это вопрос, во-первых, стоящих перед страной геополитических и геоэкономических вызовов, во-вторых, государственной воли и поставленных перед управленческим аппаратом целей и задач, в-третьих, предлагаемого качества жизни, наличия объектов социальной и прочей инфраструктуры и др.

Главный же контраргумент, не оставляющий от представлений Р.Дохова камня на камне, — это исчерпанность социально-экономической модели, которой он присягает и с опорой на которую выводит свои теоретические построения. О крахе капитализма и транзите предлежащего мира в новую социально-политическую и экономическую реальность возвестили уже глашатаи хозяев дискурса — от К.Шваба до Ж.Аттали, которых не заподозришь в левизне. Однако мы, в том числе часть российского управляющего класса, продолжаем хвататься за соломинку, заботливо переброшенную нам нашими доброхотами еще в начале 1990-х гг…

На фото: Министр обороны России Сергей Шойгу. Архивное фото.
Источник: Пресс-служба РГО / rgo.ru