Архитектурная профессия в перспективе Пересдачи Карт Истории

Сегодня даже у домохозяек не возникает сомнений, что нам довелось жить в эпоху Пересдачи Карт Истории, краха существующего миропорядка, истоки которого восходят к «длинному XVI веку». Модель инклюзивного капитализма, озвученная К.Швабом, говорящей головой «хозяев Истории», по слову Б.Дизраэли, является реакцией на назревающий тектонический слом со стороны мирового управляющего класса, рассчитывающего на то, что удастся не только остаться при своих, но и воспользоваться фазовым кризисом для достижения давнишней идеи фикс — абсолютной власти над миром. Архитектура и градостроительство не могут остаться в стороне от макроисторических трансформаций.

В преддверии 2024 г. на портале archi.ru появилась традиционная тематическая подборка «2023: что говорят архитекторы», подготовленная Ю.Тарабариной, А.Кузнецовой и М.Игнатушко (1). Несмотря на узкопрофильность поставленных редакцией вопросов ряд архитекторов — из Москвы, Петербурга, Екатеринбурга — в своих ответах вышли за оговоренные «красные линии», попытавшись взглянуть на проектную практику — собственную и «внешнюю» — в ее связи с социокультурной динамикой.

В настоящей статье дается краткая характеристика главных мировых трендов ближайших десятилетий в геополитике, экономике, технологической области, а также их проекций на развитие системы транспорта, расселения и архитектуры — в перспективе социально и демократически ориентированных изменений, в противовес планам и установкам глубинной власти, которые можно назвать «открытым заговором» (open conspiracy), воспользовавшись определением Г.Уэллса. В качестве дополнительного обоснования мы опираемся на наблюдения и соображения архитекторов, опрошенных archi.ru.

Главные тренды ближайших десятилетий

Геополитика
От глобализации к макрорегионализации, распаду мира на шесть-семь относительно автономных панрегионов, о чем начиная с 2000-х гг. пишут многие исследователи — от А.Фурсова до А.Школьникова и А.Вассермана, при переносе центров накопления капитала и мировой гегемонии в страны Азиатско-Тихоокеанского региона. У России есть шанс самосохраниться, лишь создав свой панрегион — в противном случае территория нашей страны станет добычей многочисленных хищников, они же партнеры.
В архитектуре тенденция переноса экономического центра силы с Запада на Восток становится все более очевидной. По словам Н.Явейна, «Китай закрепился в качестве лидера. Все самое интересное именно там сейчас происходит. В области приспособления китайцы впереди всех, да и новая архитектура Китая находится на пике» (1). За образами современной китайской архитектуры С.Гнедовскому видится поступь Командора: «Восток хочет показать свое доминирующее положение над слабеющим Западом. Отсюда объекты, которые поражают оригинальностью и масштабом. В сущности, это победа над здравым смыслом и человеческими потребностями… Я специально съездил в Пекин посмотреть здание оперы и понял замысел: она стоит посреди бассейна — нам показывают солнце, поднимающееся с Востока» (1).
С начала 1980-х гг. ВВП Китая вырос более чем в 60 раз (!). По паритету покупательной способности экономика КНР со второй половины 2010-х гг. обогнала Соединенные Штаты. В последние десятилетия Поднебесная превратилась в мастерскую мира. Архитектура и градостроительство, можно сказать, следуют в колее, проложенной в геоэкономической области.

Экономика
От мира экспоненты к миру асимптоты, согласно определению А.Фурсова (2). Дело в том, что на протяжении истории человечества, начиная с неолитической революции вплоть до второй половины XVIII в., мировая экономика ежегодно прибавляла до 0,2-0,4%, и только первая промышленная революция в Великобритании, а затем в остальных странах — сначала Запада, а за ним и Востока, позволила на порядок увеличить годовой экономический рост. То есть перейти от асимптотического к экспоненциальному развитию, осуществить рывок, что сказалось на всех сторонах жизни — от экономики до политики и культуры. И это положение дел сохранялось до конца ХХ в. — первых десятилетий XXI в., то есть стало не более чем эпизодом в мировой экономической истории — по слову А.Фурсова, «отсрочка в четыреста лет окончена» (очевидно, отсчет ведется с середины XVII в. — с истоков капитализма). Все возвращается на круги своя — отсюда наблюдаемый погром среднего класса, экстремальное имущественное расслоение и социальная поляризация, вынашиваемые ультраглобалистами неомальтузианские планы по сокращению населения до 0,5-2 млрд человек и переходу к кастовому обществу, ликвидации частной собственности и построению Digital Public Infrastructure (DPI) как основное целеполагание концепций инклюзивного капитализма и новой нормальности. Это детально проанализировано в трудах экономистов — от В.Катасонова до М.Хазина и С.Циписа.

Технологии и промышленность
К новым технологиям — от информационно-коммуникационных до робототехнических комплексов и 3D-печати. Блокировка западной, а вслед за нею — и советской верхушкой, принявшей решение о конвергенции, в действительности, встраивании в капиталистическую систему, научно-технического и промышленного развития во второй половине 1960-х гг. не распространялась на едва ли не единственный сегмент, связанный с тотальным цифровым контролем над человеком. Неизвестно, что перевешивает в сфере развития информационно-коммуникационных индустрий — плюсы или минусы: с одной стороны, все более широко используются, в том числе в практике архитектурного формообразования, достижения революции последних лет в области ИИ и возможности возрождаемой тропосферной и совершенствуемой спутниковой связи, прежде всего, для дистанционной работы, а с другой — мы становимся свидетелями неумолимо надвигающегося электронного концлагеря при безусловном лидерстве Китая, по стопам которого ученически следует Российская Федерация — в 2023 г., вслед за внедрением цифрового юаня, Банк России запустил пилотный проект по использованию цифрового рубля.

На этом фоне такие технологии, как роботизированные системы или 3D-печать, выглядят не столь убедительно, тем не менее к 2030-м гг. эксперты ожидают значительных подвижек в этих сегментах. Предположительно сменится сама производственная и логистическая алгоритмика — на смену промышленным гигантам индустриальной эпохи с их десятками тысяч рабочих мест должны прийти сети небольших и малолюдных локальных производств, которые основываются на тех самых аддитивных технологиях и роботике и могут размещаться в том числе в малых поселениях, обслуживая преимущественно местные потребности.

Россия, пережившая в постсоветские десятилетия фронтальную деиндустриализацию, получает шанс сократить дистанцию, отделяющую ее от развитых стран, тем более что возникает такой подстегивающий фактор, как СВО (следует спешить, пока он не исчерпал себя, обратившись в свою противоположность, что неизбежно происходит после прекращения боевых действий, в период послевоенной депрессии). Если ранее девочки с искусствоведческими дипломами, смотрящие на мир широко раскрытыми глазами, рукоплескали разворачивающейся пост-, читай де-индустриализации и развитию т.н. креативных индустрий, которые подверг уничтожающей критике сам отец этих идей — Р.Флорида, то сегодня О.Шапиро уверен, что необходимо заниматься «не преобразованием промышленных площадей в жилье, как все привыкли, а развитием производственных территорий. Суперпромышленность становится эффективнее, чище. Людей, работающих на производстве, становится все меньше, но это уже совсем другой тип квалификации сотрудников» (1).

Добавим, что именно реиндустриализация, активная промышленная политика и разумный протекционизм, восстановление производственных цепочек с высокой добавленной стоимостью способны не только обеспечить высококвалифицированные и высокооплачиваемые рабочие места, дать новую жизнь науке, культуре, образованию, здравоохранению, оказавшимся жертвами неолиберального реформирования конца 1980-х — начала 2020-х гг., но и стать отправной точкой возрождения сети поселений, включая рабочие поселки и малые города, ликвидированных и заброшенных за последние без малого семьдесят лет.

При всей условности разделения причинно-следственных связей в рамках социосистемного целого охарактеризуем ряд проекций, или следствий, вышеуказанных базовых положений.

Транспорт
Смена логистических моделей — от глобалистской к макрорегионалистской. В связи с геополитическим, геоэкономическим и геокультурным замыканием панрегионов и организацией контроля их контуров, резким спадом не только межконтинентальных грузоперевозок, но и внешней туристско-рекреационной активности, меняется как рисунок наземных, водных и воздушных грузо- и пассажироперевозок, так и номенклатура используемых транспортных средств.
Для России актуальным становится разворот основных транспортных осей в логике север-юг, в направлении Китая, Индии, стран Центральной Азии, Ирана и др., развитие Северного морского пути, бОльшую роль играет сетевая организация транспортно-логистических инфраструктур с упором на строительство автодорог IV и V класса. В свете российской пространственной метрики помимо традиционных видов транспорта могли бы получить развитие новые виды — эстакадного транспорта Р.Бартини — А.Серьезнова, струнного А.Юницкого, экранопланы Р.Алексеева, ЭКИП Л.Щукина и др. Не говоря уже об организации сети дронопортов — в частности, дроны могли бы найти применение для доставки грузов в труднодоступные районы.
Как подчеркивает О.Шапиро, «Россия — большая страна, и основной ее проблемой было отсутствие связи между регионами. Сейчас либо уже создано, либо достраивается много удобных и рациональных аэропортов» (1).
Местная туристическая отрасль в последние годы получила мощный импульс развития, что не могли не почувствовать на себе многие архитекторы. Так, тот же О.Шапиро констатирует: «Растет внутренний туризм: перемещений людей внутри страны стало намного больше. Есть энтузиасты, которые развивают туристическую индустрию» (1). А.Чуйков из екатеринбургского бюро CNTR Architects в качестве заметного тренда последних лет называет потребность в разработке объектов сегмента HoReCa. «Ресторанный и туристический бизнес восстановился после спада. Появилось множество впечатляющих проектов гостиниц, СПА-отелей, загородных курортов. Каждый уважающий себя регион сегодня развивает туристические кластеры» (1).

Расселение
Смена центростремительного тренда центробежным, ребалансировка системы расселения в направлении приоритетного развития малых и средних городов, сельских поселений, что прямо следует из принятой в 2021 г. Стратегии национальной безопасности РФ (3). Застарелый гиперконцентрационный тренд, восходящий к позднесоветским десятилетиям, сегодня рефлексируется еще и как оргоружие англосаксонского мира в его борьбе со всей планетой. В частности, в их языке, с импероподобными образованиями в лице России и Китая, с которыми, согласно прошлогоднему докладу RAND, «Соединенные Штаты находятся в нерегулярной мировой войне».
В этой перспективе такие доморощенные документы, как программа «Агрессивное развитие инфраструктуры» или Стратегия пространственного развития РФ до 2025 г., делающие акцент на развитие агломераций в ущерб остальным территориям, ведущие к опустыниванию пространства страны и нарастанию военно-стратегических макроугроз и рисков, предстают в качестве — ни больше, ни меньше — инструментов внешнего управления, иначе говоря — как компрадорско-олигархические, или неоколониальные.
Несмотря на рамочные условия, включая гибридную войну с Западом посредством их прокси в лице Юкрейн, институты внешнего управления — экономикой, финансами, здравоохранением, наукой, культурой, образованием и пр. — пока остаются незыблемыми, сохраняют статус-кво. Градостроительная политика и проектно-строительный комплекс, по сути, находящиеся в орбите влияния финансово-экономического блока Правительства РФ, — следуют в том же фарватере.
То, что происходило и происходит в сфере российской недвижимости, вполне вписывается в известную формулу business as usual, особенно респектабельно выглядящую на фоне затяжного позиционного противостояния на б. Украине. МКД по-прежнему, несмотря на надувшийся финансовый пузырь и 70-процентную затоваренность архаичного продукта в лице мельчающих студий и 1-комнатных квартир, программирующих тренд на демографическую катастрофу — вымирание населения страны, строятся ударными темпами в нескольких десятках миллионников, крупнейших и крупных городов страны.
Понятно, в этой перспективе тенденция укрупнения девелоперского бизнеса, его монополизации остается в силе. Е.Решетов из Rhizome, удивляясь обилию заказов в минувшем году (что является главным образом следствием динамичного развития оборонно-промышленного комплекса), делится «ощущением временности этой ситуации». «Интуитивно и по каким-то едва заметным знакам… создается впечатление, что идет мощный тренд на то, что будущее за большими организациями и институтами, а не молодыми и дерзкими бюро из нескольких человек. Главный герой нового времени — скорее амбициозный сотрудник проектного института, чем одиночка-предприниматель. Конформист, потому что система не будет терпеть иного. Уважаемый и ценный, но обслуживающий персонал… Или нон-конформист, но взятый на подряд большой машиной» (1).
Индивидуальное и малоэтажное строительство, тяготеющее к малым и средним городам и сельским территориям, несмотря на то, что доля его третий год подряд превышает половину от ввода, внутри проектно-строительного комплекса остается в роли падчерицы. Как бы там ни было, подвижки медленно, но верно происходят. Так, М.Разумовский из APRELarchitects делится впечатлениями от Первой сельской биеннале современного искусства в Палехе: «Кажется, это важная точка, фиксирующая выход темы развития малых территорий на новый уровень. Очевидно, что проектов, развивающих локальные истории и создающих точки роста вдали от столиц, становится все больше. И это не может не радовать» (1). Верным признаком грядущей победы децентрализации системы расселения является хитроумное поведение наиболее успешных российских девелоперов, таких как «ПИК» или «Самолет», диверсифицирующих бизнес в направлении индивидуальной и малоэтажной застройки, или, как они это называют, индивидуальных кластеров.

Архитектура
Так же как транспорт и расселение, архитектура пребывает в ожидании кардинальных изменений, связанных с перезагрузкой базовых прафеноменов — от геополитики и экономики до технологий и промышленности. Пока же в Москве, по обыкновению служащей камертоном для остального российского пространства, безраздельно доминирует коммерческий минимализм, переходящий в тяжелый люкс — появилась и такая скорее троллинговая, нежели академически серьезная дефиниция. В Северной столице и регионах диспозиция выглядит более равновесной, их отличает более или менее терпимое отношение ко всему, что движется.

Так или иначе, перекос в направлении формальной эквилибристики нам не грозит, если не считать известные эскапады от варягов: от В.Прикса до MVRDV — и не только по причине проблем с исполнительским мастерством. По признанию М.Мамошина, «современный уход от эвклидовой геометрии, дигитальные пространства и имитации природных процессов заставляют чувствовать себя неуверенно. Классическая геометрия еще себя не исчерпала… Это как шахматы: нет смысла выдумывать новую игру, если старая далеко не исчерпана. Некоторые нынешние эксперименты продолжать не стоит: человеческому глазу и мозгу необходимо „контролировать“ то, как устроена архитектурная форма… Я продолжаю надеяться на возвращение архитектуры в лоно традиционной художественной культуры» (1).

При этом время от времени возникающая на горизонте проблематика нового русского стиля вряд ли имеет какие-либо перспективы — винкельмановская эпоха с ее понятием стиля как операционального инструмента структурирования исторического материала, как кажется, скрылась за поворотом. Хотя не исключено, что ему на смену придет иная смысловая общность, вбирающая в себя не только вторичные половые признаки и способная выйти за пределы архитектурно-художественной эгоцентрики. Возможно, в этом случае и возникнет потребность в новом — не- или вне-стилевом — определении…

В последнее время регионы в своей ориентации на желтую майку лидера уделяют все большее внимание качеству архитектуры. По наблюдению Н.Явейна, «в России происходит усиление регионов. Правда, пока не за счет местных архитекторов, а благодаря тому, что в регионы пошли москвичи. Вслед за ними с большим опозданием в регионы выдвинулись и петербургские архитекторы. В общем, достаточно серьезные силы. Наверное, это хорошо, в этом чувствуется некое развитие, но о появлении независимых и сильных региональных архитектурных направлений, сопоставимых по своему уровню с нижегородской или с иркутской архитектурными школами 80-х и 90-х годов прошлого века, говорить пока преждевременно» (1).
И конечно, нельзя не вспомнить о благоустройстве общественных пространств, являющемся sine qua non нынешней российской архитектуры и остающемся в чести второе десятилетие кряду. Его важнейшим обоснованием является следование западным косметологическим прописям. Вкупе с мастер-планированием благоустройство, по сути, исполняет функцию ретуши, камуфлируя, отводя взгляд от истинных, вполне прозаических намерений девелопмента. В социально-идеологической же перспективе развитие общественных пространств предстает своего рода защитным поясом, если воспользоваться терминологией И.Лакатоса, имеющим целью продлить во времени, подставить плечо либерал-монетаристскому проекту, вошедшему в агональную фазу, бьющемуся в предсмертных конвульсиях с начала 2010-х гг.

Так или иначе, смена миропорядка не может не выбить почву из-под ног современного профессионального мышления гиперурбанистическими единицами. Появится образ будущего — изменятся и принципы архитектурного формообразования. Речь идет о социально ориентированных переменах как альтернативе Великой перезагрузке, по К.Швабу и Со. Следует отдавать себе отчет: ультраглобалистский триумф с последующим сокращением населения планеты и разделением оставшегося на касты, упразднением частной собственности и введением безусловного базового дохода повлечет за собой решительное сужение социальной базы архитектурного заказа — до ублажения глобального управляющего класса и его обслуги. Не стоит тешить себя иллюзиями: в данной перспективе российские архитекторы окажутся не у дел, как и средний слой профессии в целом. Что касается старкитектс — то там их хватит с головой, в том числе для обслуживания местных колониальных администраций.

Крушение мировой капиталистической системы — макросдвиг, равнокалиберный трем историческим эпизодам — неолитической революции, краху Римской империи и переходу от феодализма к капитализму — самым решительным образом переформатирует сферу архитектуры и градостроительства. Бессмысленны упования на то, что и дальше все будет, как при бабушке.
Так же без устали будет работать девелоперский маховик, выдающий на-гора многоэтажки с 50-процентной долей студий и однушек. Так же по соседству с транспортными узлами в обеих столицах и крупнейших городах будут идти в рост кластеры небоскребов. Так же будут отчуждаться под строительство жилья, торгово-развлекательных центров и креативных кластеров производственные территории. Так же под прикрытием КРТ будут сноситься будто бы ветхие и аварийные здания. Так же по всей стране будут воспроизводиться благоустроительные оазисы, якобы размывающие границу между столицей и периферией.

Стоп-кадр произойдет нежданно — «в два дня, максимум в три». Злостно игнорируемые, накапливаемые из года в год, из десятилетия в десятилетие противоречия, в том числе внутрипрофессиональные, неминуемо разрешатся — обмануть Историю еще никому не удавалось. Мощный подземный толчок, как водится, застанет врасплох, в том числе нашу профессию. Как это в свое время имело место с барышнями, по выходе из театра подхваченными революционными матросами…

Образец лэнд-арта эпохи Четвертой мировой войны. Автор — Суровикин. Христо отдыхает.
Фото предоставлено А.Комовым

________________
1. 2023: что говорят архитекторы — https://archi.ru/russia/99398/chto-govoryat-arkhitektory
2. См., например: Фурсов А. Приходит мир, который не ждали. Что для планеты означает конец прогресса — https://www.km.ru/v-rossii/2023/05/24/904894-prikhodit-mir-kotoryi-ne-zhdali-chto-dlya-planety-oznachaet-konets-progre
3. Указ Президента РФ №400 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации». – Экономическая безопасность, р. 67, п. 25.