Сработало

В связи с галопирующим социально-экономическим кризисом, который мировые геоконструкторы пытаются технично переадресовать, отнеся на счет точь-в-точь к сроку запущенного биологического оружия в лице коронавируса (пока не слишком совершенного, с относительно небольшим выхлопом), публикуем редакционную статью из «АВ», № 6, 2019. Она вышла пару месяцев назад, в аккурат в момент старта хитроумной операции прикрытия. Ее сопровождают пять теоретических моделей, описывающих архитектурный процесс в контексте геополитических и геоэкономических трансформаций и построенных нами с 2006 по 2013 гг. То есть десятилетие, а то и полтора назад можно было бы начать — с толком и расстановкой — подстилать соломку, причем речь идет не только о профессиональном сообществе — если бы из десятилетия в десятилетие целенаправленно не девальвировали и не насиловали с особым цинизмом и в самых экзотических позах отечественную науку, архитектурную в том числе.

О подоснове для городов будущего

Российская архитектурная жизнь второй половины 2010-х гг. отмечена рефлексией относительно будущего городов. Однако в большинстве случаев архитекторы и градостроители видят будущее как механическую проекцию, или экстраполяцию, настоящего, то есть в линейной логике. Причем и в том случае, если пытаются заглянуть за полог XXI века. Светом в окне для них являются заемные модели и концепции — от Ж.Аттали до Дж.Фридмана и Р.Курцвейла.

Между тем в отечественном социально-гуманитарном знании в последнее время накопился солидный корпус исследований, которые могли бы служить социально-экономической и социокультурной подосновой урбанистических прозрений. Кратко обрисуем основные из этих научных разработок.

Начнем с официальной позиции, которая представляет неолиберальное настоящее страны и мира как вершину / конец истории, то есть списана с тех же западных образцов четвертьвековой давности в лице в данном случае Ф.Фукуямы, а на деле сводящееся к бесконечному воспроизведению хронически не выполнимых и злостно или меланхолически не исполняемых майских указов. При этом, со слов заинтересованных персонажей, предлежащая действительность — «ни облачка на горизонте» — «точно войдет в учебники».

Остальные — неофициозные — представления о будущем далеко не столь оптимистичны. Модель, которую можно охарактеризовать как линейную, или «плавно, по нисходящей», акцентирует внимание на отсутствии как в российской, так и в мировой экономике источников экономического роста. Ее приверженцы пытаются обнаружить таковые, в том числе, в искусственно выращенных городах-трехмиллионниках в качестве возможных драйверов выхода из геоисторического тупика. Апологетом данного видения будущего является, в частности, О.Григорьев с его школой неокономики.

Скептический взгляд в будущее полемизирует как с официальной — безмятежной — точкой зрения, так и с постепенно-поступенчатым — никак не по Г.Гегелю — скатыванием под откос. Их оппоненты придерживаются точки зрения, согласно которой глобальный кризис в обозримой перспективе неминуем. Называются разные причины: обрушение долговой пирамиды, падение эффективности капитала, смена циклов накопления капитала и мировой гегемонии, выход кризиса за преимущественно экономические рамки и др. При этом теоретические построения таких специалистов, как М.Хазин и В.Катасонов, А.Неклесса и В.Стус, не предполагают исторического измерения, оно просто не встроено в данные модели в качестве одного из параметров. Соответственно сроки мирового обвала, как признают сами специалисты, определить не представляется возможным.

Следующая когорта исследователей, опираясь на выявленные динамические ряды, определяет хронологические рамки надвигающегося тектонического слома, а именно — начало 2020-х гг. В основе прогноза В.Буданова лежит концепция ритмоциклических каскадов, С.Сулакшина — модель роста социальной энергетики — по сути, температуры — социума, В.Соловья — утрата президентом статуса катехона, или удерживающего, в глазах большей части населения в результате пенсионной реформы, коренной перелом в общественном сознании, что подтверждается данными социологических опросов. В соответствии с концепцией геостратегических матриц А.Школьникова стартовой точкой лавинообразных изменений в мире станет гражданская война в США, которая может начаться сразу после повторного избрания Д.Трампа президентом, что представители фининтерна не могут расценить иначе, как приговор, типа последнего «прости».

Наконец, наиболее представительной оказывается группа ученых, в соответствии с представлениями которых мировой коллапс должен был разразиться на отрезке начало — конец 2010-х гг. Так, М.Муравьев относил общемировой экономический обвал и начало Третьей мировой войны к 2013 г. как логическое следствие перепроизводства товаров и услуг. В.Пантин и В.Лапкин, опираясь на свою концепцию циклов между народной экономической и политической конъюнктуры, дают датировку 2012-2014 гг. К.Сивков, говоря о наложении трех кризисов и нарастании антагонистических противоречий, выделяет 2014 г. С.Демура описывает дефляционный сценарий развития мировой экономики, который должен привести к шоку в 2014-2015 гг. Ю.Крупнов, А.Кобяков, М.Калашников, указывая на ряд трендов, прошедших точку невозврата — от банкротства пенсионных систем до дефицита рабочих мест и сокращения налогооблагаемой базы в результате вывода производств и инфраструктуры в страны бывшего третьего мира, относят старт глобального кризиса к середине 2010-х гг. В прогнозе динамики мирового ВВП Г.Малинецкого, В.Шишова и В.Маслова фигурируют три мощных спада, приходящихся на начало, середину и конец 2010-х гг., причем наиболее глубоким из них оказывается средний. В модели С.Глазьева, А.Акаева и В.Садовничего, сводящей воедино четыре типа экономических циклов — Китчина, Жугляра, Кузнеца и Кондратьева, старт повышательной волны всех четырех циклов приходится на 2015-2016 гг. Причем известно, что начальная фаза повышательной волны ТУ Кондратьева обычно отмечена социально-политической нестабильностью, региональными конфликтами, переходящими в мировые войны. А.Фурсов в рамках концепции кризиса-матрешки указывает, что на 2017 г. приходится исчерпание материальной субстанции, созданной в советское время. Из моделей Д.Фесенко, построенных на материале архитектурной истории — ритмоциклической, синергетической и архитектурных утопий в их связи с социальной кризисологией — следует, что точка сингулярности, предел выявленной циклической последовательности, относится к середине-концу 2010-х гг.

В этом ряду нельзя не упомянуть разработки А.Девятова и школы небополитики, встраивающих мировую эволюционную логику в циклы, предначертанные Великой книгой перемен.

Обращаясь к последнему — «несбывшемуся» — блоку исследований: оговоренные сроки миновали, мир постоянно балансирует на грани, однако последняя черта так и не перейдена. Уже и цикл Китчина пошел на понижение, недалеко и до экватора цикла Жугляра. Так в чем же дело? Что является очевидным фактором макроисторического торможения? И связано ли это с логикой естественноисторических процессов или вмешательством внешних сил? Под последними кто-то понимает имперсональные — типа фактора сдерживания в виде накопленного человечеством ядерного потенциала, способного привести к планетарной катастрофе, кто-то акцентирует роль геоконструкторов в лице хозяев денег, у которых свои планы и сроки, в том числе и относительно списания невозвратных многотриллионных долгов и раскручивания маховика глобального кризиса как инструмента решения глобальных проблем.

Так или иначе, мир пребывает в ожидании перерыва постепенности, решительного разворота вектора развития. И модели города будущего, по умолчанию предполагающие, что завтра будет как сегодня — вот только появятся материалы с заданными свойствами, роботов будет побольше да автомобили с двигателями внутреннего сгорания уйдут в небытие, мало чем отличаются от средневековых схоластических споров относительно того, сколько чертей или ангелов могут поместиться на кончике иглы. С точки зрения застылости и заскорузлости неолиберальная утопия несильно отличается от утопии коммунистической.

Ритмоциклическая модель эволюции русской архитектуры X-XXI вв. 2006 г.

Модель развития постмодернистского цикла. 2006 г.
1 — второй экстремум модернистского цикла —
вторая половина 1950-х — начало 1960-х гг.
2 — хвост (фаза угасания и агональная фаза) модернистского цикла
3 — постмодернистский цикл
4 — первый экстремум — 1998 г.
5 — второй экстремум — 2008-2009 гг.
6 — предел автомодельной последовательности, описывающей развитие русской архитектуры X-XXI вв. (сингулярная точка) — середина-конец 2010-х гг.