«Все смешалось в общем танце…» С юбилейной выставки Николая Шумакова «Сингулярность»

В Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре открылась юбилейная выставка Николая Шумакова «Сингулярность». Математический термин, обозначающий схождение последовательности в точку, в данном случае имеет отношение то ли к человеческой судьбе, то ли к художественной практике, то ли к ним обоим вместе. Возможно, за этим скрывается авторская интенция сближения, казалось бы, не пересекающихся, едва ли не герметичных друг относительно друга профессиональных сфер. С одной стороны, это практика метростроительства — ей Н.Шумаков отдал без малого 50 лет жизни, которой свойственен приоритет инженерно-технического начала, а с другой — живопись и скульптура, причем первая не сводится, как это обычно случается в архитектурном кругу, к жанру ведуты или пейзажным зарисовкам, которые в его творчестве практически отсутствуют.

Как уживаются эти полюса — художественный и инженерный? Если на французский манер — Бозар и Школа мостов и дорог? Что их объединяет? Очевидно, свойственное Н.Шумакову артистическое начало, проявляющееся во всем — от галстука-бабочки до легкого подтрунивания над окружающим миром, никогда не переходящего в издевку. А именно — по его признанию, когда он собирал выставку, бросилась в глаза сугубая неорганичность двух ее половинок — сведение под одной крышей красочной феерии портретов, натюрмортов, ню и скульптур-типа птеродактилей, с одной стороны, и черно-бело-графичных разрезов перронов метро и «пятых фасадов» авиа- и железнодорожных узлов, с другой. Выходом стал перевод проектной графики в шершавый язык плаката — с отчетливой отсылкой к конструктивизму 1920-х: локальные цвета, революционная динамика, рубленая силуэтность.

Экспозиция состоит из тематических разделов. Начало, или рождение — с мотивом мирового яйца, пунктирно проходящего сквозь все творчество художника. Семья, предстающая в виде эстафеты поколений. Портрет — это излюбленный Н.Шумаковым жанр, достигающий особой пронзительности в автопортретной сюите. Реинтерпретация библейских сюжетов с пытливым всматриванием в отдельные детали, обычно тонущие в сверхплотном пространстве иконы. Постмодернистское препарирование творчества К.Петрова-Водкина, столь любимого когда-то в юности и сегодня вызывающего неподдельное изумление художника, наблюдающего за натюрмортной метаморфозой из-за края стола. Натюрморт, за кажущейся безыскусственностью которого сокрыты метафизические смыслы, включая исследование современным художником феномена обратной перспективы. Наконец, обнаженная натура, выделенная в потаенную, за плотным занавесом — красную — комнату по причинам скорее не морально-этического, а художественно-эстетического свойства: современный художник, так сказать, по определению далек от воспевания красоты человеческого тела, ему более созвучен сверлящий взгляд хирурга, а с появлением самого автора в пространстве картины — и патологоанатома.

Скульптура, проникающая во все разделы выставки, занимая центральное место по центру залов, тяготеет к специфическому жанру футуроархаики — машины и механизмы с их технологизмом индустриалистского толка (Шестым ТУ здесь и не пахнет) диффундируют, сливаются с фрагментами органики, обрывками плоти, рождая образы, близкие сюрреалистическим, если не инфернальным. «Сон разума рождает чудовищ». Внимательного зрителя не обманут вполне безобидные — как бы по К.Линнею — названия работ типа «Дятла», «Снегиря» или «Пегаса с рогами».

Отдельный — дальний — зал посвящен архитектуре. Да, благодаря художническому препарированию по цветопластической насыщенности он не уступает другим — живописным и скульптурному — разделам выставки. Но отличается структурностью, дополнительно усиленной с помощью волевой геометризации. В язык цветоформ переведены даже транспортные схемы — ВСМ-2 Москва — Казань или Люблинско-Дмитровская линия Московского метрополитена. Равно как и отдельные объекты, благодаря Adobe Illustrator обретающие стеклянную ясность художественной формулы: красно-синий геодезический купол Диспетчерского пункта управления движением на Соколе, отсылающий к той же теме мирового яйца; сине-зеленый взмывающий росчерк Бородинского моста через Москву-реку; красно-синяя рассекающая диагональ проекта фонтана Живописного моста с тем же мотивом яйца у его подножия; сине-зеленая статично-симметричная пара пилонов в проекте моста в районе Нагатино; красно-синяя гантель терминала А аэровокзального комплекса Внуково, в силу его титанических размеров воспринимаемая в этом качестве исключительно на плане; сине-зеленый разрез эстакады Бутовской линии метро со стеклянно-металлическими тубами путевого хозяйства и подвесными консолями козырьков; красно-зеленая триангулярная решетка покрытия, парящего над железнодорожной станцией ВСМ-2 Москва — Казань в Чебоксарах; серо-красно-сине-зеленый план станции «Битцевский парк», совмещающий супрематистскую геометрию К.Малевича и поп-артистскую технику коллажа Р.Раушенберга.

Отблеск шумаковского артистизма присутствует и в макете вышедшей к юбилею книги, подготовленной С.Романовой. По-архитекторски строгая — вся в черном — обложка c клапанами, и по-лентуловски пестрый и разнохарактерный основной блок с разнобойно-рандомным вкраплением текстов. Экспозиционные разделы, на выставке выстроенные в ряд в строгой последовательности, в книге оказываются гастрономически перемешанными — явно намеренно, в унисон со спешно ретирующейся с мировой исторической сцены постмодернистской эпохой. Помимо прочего, присутствуют и академически серьезные полосы с фотографиями макетов и реализованных объектов — постановочные кадры, по-родченковски диагональные, детали в масштабе 1:1.

«Леший вытащил бревешко Из мохнатой бороды. Из-за облака сирена Ножку выставила вниз, Людоед у джентльмена Неприличное отгрыз. Все смешалось в общем танце, И летят во все концы Гамадрилы и британцы, Ведьмы, блохи, мертвецы» (Н.Заболоцкий. Меркнут знаки Зодиака, 1929). В этом смысле в сравнении с выставкой, держащей себя в рамках, книга оказывается более резонансной, чутко реагирующей на актуальное вывернутое наизнанку, болезненное донельзя самоощущение мирового сообщества первых десятилетий XXI в.

Сингулярность вдруг оборачивается своей противоположностью. Впрочем, одна из интерпретаций Большого взрыва, равно как и его последующих антропологических производных — та же сингулярность.

Автопортрет.