ТРЕТЬЯ ВОЛНА — ВЕРОЯТНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

«С лязгом, скрипом, визгом опускается над Русской Историею железный занавес.
Представление окончено. Публика встала. Пора надевать шубы и возвращаться домой.
Оглянулись. Но ни шуб, ни домов не оказалось».
В.Розанов

Нет, речь пойдет не о постиндустриальной, или информационной волне, в понимании Э.Тоффлера. Хотя хронологически эти третьи волны — по Э.Тоффлеру и нет — бьются между собой.

В настоящей статье мы рассматриваем волны — модернистскую, постмодернистскую и — назовем ее условно — постпостмодернистскую — в их преломлении к российским реалиям. Все они — в отличие от тоффлеровских аграрной и индустриальной волн — приходятся на эпоху массового общества. Истоки модернистской волны восходят к 1880-м гг., становление — к 1910-м гг., два гребня волны попадают на 1930-е гг. и середину 1950-х — начало 1960-х гг., агональная фаза — на 1970-е — начало 1990-х. Соответственно датировка постмодернистской волны: зарождение — 1970-е — 1980-е гг., становление — конец 1980-х — начало 1990-х, гребни — конец 1990-х и конец 2000-х, агональная фаза — 2010-е гг. (1). Постпостмодернистская волна обозначила себя в начале 2010-х гг. — очевидно, сегодня мы пребываем в стадии становления. И все наши рассуждения связаны именно с этим обстоятельством.

Дело в том, что эту самую фазу становления отличает мощный энергийный выплеск, который влечет за собой модернизацию различных сфер общественной жизни — архитектурной практики в том числе. Однако если сфера культуры является безусловным бенефициаром прихода новых веяний, то с хозяйственной жизнью и политической практикой дело обстоит не так просто. Иначе говоря, обновление языка и возникновение новых течений и направлений в искусстве и литературе, архитектуре и кинематографе — это всегда благо, а вот новые урбанистические доктрины и экономические модели, не говоря уже о социально-политических подвижках, нередко чреваты непоправимыми — и даже катастрофическими — последствиями. В этой связи можно вспомнить волны Кондратьева, повышательная фаза которых, как правило, сопряжена с социально-политическими и экономическими дисфункциями.

Абстракционизм и супрематизм в живописи, конструктивизм и функционализм в архитектуре, В.Хлебников и Ф.Маринетти в литературе, Дзига Вертов в кинематографе — и план Вуазен и Афинская хартия в градостроительстве, концепт мировой революции и каскад оных по планете, явление народам В.Ленина и Б.Муссолини, — все это звенья одной цепи, объективации одного и того же — модернистского — умонастроения, захватившего мир с конца XIX в. То же — в последние десятилетия ХХ в., только на сцену врывается уже постмодернизм: трансавангард и «новые дикие» в изобразительном искусстве, ПоМо и декон в архитектуре — и «новый урбанизм», партисипация и адвокативное планирование в градостроительстве, монетаризм в экономике в лице тэтчеризма и рейганомики, концепция «ненасильственного» свержения законной власти Дж.Шарпа и — опять же — каскад теперь уже цветных революций, хаотизация и гибридные войны по всему земному шару.

Россия с ее всеотзывчивостью и распахнутостью миру — русская душа — из раза в раз с готовностью принимает очередные прогрессивные веяния. Давая миру новые «измы» и звучные имена — в зрелищных и пластических искусствах, литературе, было дело — и в архитектуре. При этом неизменно выступая в качестве объекта эксперимента, расходного материала и даже своего рода устрашающего аналога в социально-политической и экономической практике. Каждая новая волна выводит под свет юпитеров малевичей и мельниковых, параллельно испытывая страну в качестве подопытной и обрушивая русскую государственность. С контрольным выстрелом в голову: канонизированный Николай II — или без: рекламирующий пиццу М.Горбачев.

Иными словами, у страны напрочь отсутствует иммунитет — сносит крышу все, что мимо летит. Отсюда такая феноменальная подверженность пандемиям. По какой причине, вопрос остается открытым. В нашем представлении — это следствие бинарного, по Ю.Лотману, или инверсивного, по А.Ахиезеру, типа сознания, порождающего ту самую всеотзывчивость, черно-белое видение мира, доведение всего и вся до отказа, до педали в пол, повседневный сугубый пофигизм и конвульсивную мобилизацию, когда Гитлер уже под Москвой. Наверное, возможны и иные объяснения.

Факт остается фактом: если свободная планировка или панельное домостроение пробили себе дорогу, то теперь уже кайлом их не выбьешь и дустом не вытравишь. Коли присягаем какому-либо социальному или культурному образцу, то без остатка, на всю оставшуюся жизнь. Выбрали вождя — так уж вынесут его только вперед ногами. Что там далеко ходить — сегодняшняя истерия вокруг благоустройства общественных пространств, при том что не решены животрепещущие структурные проблемы наших городов — ровно из той же оперы, следствие массовой лоботомии по западным лекалам.

Однако самое страшное не это. Не в пример катастрофичнее тот самый попеременный снос государственности — в угоду новым интеллектуальным поветриям, будь то марксизм или неолиберализм. Сегодня миру явлен новый консерватизм — и вновь в желтой майке лидера англосаксы: Брексит, провоцирующий остальных, Д.Трамп с его программным патриотизмом / антимонетаризмом / экономическим национализмом, далее — европейцы: М.Ле Пен, В.Орбан, коалиция евроскептиков в Италии и т.д. и т.п. Этот исторический каток набирает силу, Россия в лице выгодоприобретателей предыдущей неолиберальной волны, снесшей Советский Союз, упирается обеими лапами, искусственно замораживая ситуацию — но тем сильнее грянет буря, будь она неладна, снося гнилые подпорки зарапортовавшегося режима. Опять, в который раз, мы рискуем оказаться у разбитого корыта — на демонтаж российской государственности, помимо показавшегося на горизонте быстро приближающегося мощного исторического вала, работают наши партнеры, пятая и шестая колонны, да и сам наивный и доверчивый русский народ, нет-нет, конечно — трудолюбивый и талантливый. Страна обложена со всех сторон, в соответствии еще с мэхэновским концептом «петля анаконды»: натовские ПРО в Румынии и Польше — в пятнадцати минутах лета до Москвы, прибалтийские лимитрофы в качестве шавок-провокаторов, пышащая злобой нацистская Украина, заготовленные в качестве фитиля — только подпалить — Приднестровье и Нагорный Карабах, центральноазиатское подбрюшье, пока исполняющее роль хлипкого заслона на пути джихадистов с Юга…

Да, набегающая консервативная волна, как водится, не может не породить свежие культурные побеги — не рискну пока их назвать, нет исторической дистанции. Нельзя лишь не заметить мощный охранительский тренд, захватывающий плацдарм за плацдармом. В нашем цеху это возрождение темы охраны наследия и реставрации. Не слишком верится, что Россия здесь не преуспеет, не разразится теми самыми новыми именами — писателей, художников, а может, и архитекторов. Опять же — как всегда.

Но неужели и в политической плоскости все пойдет по некогда заведенному порядку? Исторические уроки ничему не учат? Опять двойка? Ну да, левый поворот — но с привычным остервенением, со всегдашней амплитудой, с узнаваемыми побочными спецэффектами? Что, по новой — вразнос, а кого — и в расход?

Согласно нашей ритмоциклической модели, выведенной в середине 2000-х гг., на вторую половину 2010-х гг. приходилась точка сингулярности, схождения выявленной историко-архитектурной последовательности — циклы древнерусский, нововременной, модернистский, постмодернистский (2). В аккурат на месте нынешней фазы становления постпостмодернистского цикла, которому в соответствии с известной логикой уплотнения, сжатия исторического времени (у нас коэффициент выходит где-то порядка 3-х) на жизнь отводится всего-то чуть более десяти лет — то есть миг в масштабе истории, откуда, собственно, и возникла эта самая сингулярная точка. Какая из моделей окажется более приближенной к реальности — первоначальная или уточненная, покажет время. Однако и там, и там нашу страну ждет никак не ослепительно-белая полоса, в чем нас пытаются уверить доброхоты…

1. Подробнее см.: Фесенко Д. Теория архитектурного процесса: контуры новой парадигмы // М., Журнал «АВ», 2010, с. 71-74.
2. См., например: Фесенко Д. Архитектура как инструмент конструирования будущего. От архитектурной истории ХХ-XXI веков до новой урбанистической политики. Под ред. Г.Малинецкого // М., УРСС, 2018, с. 213.